Археография Восточной Пруссии является составной частью археографии, посвящённой бывшим прусским территориям. Она зарождается ещё в XVI столетии, получает дальнейшее развитие в эпоху Просвещения и становится на строго научную основу в XIX—XX вв. Заложенные в тот период традиции позволяют и сегодня осуществлять на высоком уровне издание источников, отражающих прошлое этой исторической области. Настоящая статья касается главным образом территорий бывшей провинции Восточная Пруссия (образована в 1878 г.) в границах последней, исторически сложившихся к 1914 году. Основное внимание уделяется публикациям источников средневековья и Нового времени, осуществляемым в научных целях.

Формирование и развитие археографической традиции[править | править код]

Археографию как вспомогательную историческую дисциплину принято делить на полевую (поиск и собирание рукописей), камеральную (их кодикологическое и палеографическое описание) и эдиционную (издание текста источника по определённым научным правилам).^[2] В археографии Пруссии были представлены все три направления, но основное внимание ниже будет уделено различным издательским проектам. Публикаторская деятельность была неразрывно связана с изучением края в целом, очень многие труды по его истории включают в себя и тексты источников, извлечённых из архивов.

Период до 1945 г[править | править код]

XVI—XVIII вв.[править | править код]

Ранние источниковые публикации[править | править код]

Первые публикации отдельных источников по прусской истории относятся ещё к XVI в. Примером могут служить труды кёнигсбергского священника, географа и краеведа Каспара Хенненбергера^[de] (1529—1600). В следующем столетии заметный вклад в это дело внёс историк, картограф, гравёр и педагог Кристоф Харткнох, выдающийся деятель прусского Просвещения. Он впервые опубликовал написанную в XIV в. «Хронику земли Прусской» Петра из Дусбурга (1679),^[3] а в своих трудах «Древняя и новая Пруссия» (1684)^[4] и «Прусская церковная история» (1686)^[5] напечатал немало важных источников. Многие сообщаемые им сведения и сегодня имеют большую историческую ценность.

Но основная часть письменных источников по прусской истории начинает появляться в печати начиная с XVIII столетия. Одним из первых изданий, которое систематически публиковало такие материалы, стала серия «Изъяснённая Пруссия» («Erleutertes Preußen»), выпускавшаяся выдающимся учёным и богословом, членом Прусской академии наук Михаэлем Лилиенталем. Она вышла в пяти томах в Кёнигсберге в 1724—1742 гг.^[6] В те же годы выходило периодическое издание сходной направленности — «Акты прусские, церковные, гражданские и литературные».^[7] На его страницах также увидели свет многие материалы.

В ту же эпоху в Кёнигсберге возникает старейшее учёное объединение — Королевское немецкое общество (Königliche Deutsche Gesellschaft). Оно было создано местным бюргерством в 1741 г. и просуществовало до 1945 г., сохраняя былое название. Организация принадлежала к числу так называемых «языковых обществ» (Sprachgesellschaften), которые в XVII — начале XIX вв. возникали во многих немецких землях. Свою задачу они видели в том, чтобы способствовать развитию немецкого литературного языка и очищению его от чуждых заимствований. Кёнигсбергское общество стремилось привлечь лучшие интеллектуальные силы города и обеспечивать прочную связь между университетом и бюргерством. Поначалу тематика его трудов была связана в основном с вопросами языка, литературы, эстетики и морали. Но постепенно она вышла за эти рамки и стала охватывать также исторические проблемы. Не случайно его журнал, издававшийся уже в XIX в., получил название «Исторические и литературные труды» («Historische und litterarische Abhandlungen der Königlichen deutschen Gesellschaft zu Königsberg»). На его страницах появлялись и статьи по прусской истории, некоторые из них содержали публикации письменных источников.

В конце столетия Людвиг фон Бачко издал свою шеститомную «Историю Пруссии». Это был первый крупный труд о прошлом края, подготовленный профессиональным историком. В приложениях к этому изданию были напечатаны целиком и в выдержках тексты источников, часть из них приводилась учёным по рукописям.^[9]

Издательские приёмы[править | править код]

В XVI–XVIII вв. эдиционная техника делала первые шаги, не существовало никаких единых принципов публикации источников, издательские приёмы ещё не устоялись. Как правило, невозможно судить о том, проводилась ли нормализация публикуемых текстов, какие их элементы сокращались и т.п.

Несмотря на это, учёные стремились дать читателю некоторое представление об издаваемых материалах. В отдельных случаях печатаемые тексты выделялись другим шрифтом. Иногда в этих публикациях присутствуют элементы критики источников. Примером может служить книга К. Харткноха «Древняя и новая Пруссия» (1684). В ней опубликован текст Кульмской грамоты 1233 г. (первой привилегии, которую Тевтонский орден даровал прибывающим в Пруссию немецким колонистам). О списке, положенном в основу публикации, издатель сообщал: «Я приобрёл его в Данциге у одного доброго друга, который не склонен рассматривать его как бесспорный; поэтому благосклонный читатель может придерживаться о нём такого мнения, какого захочет».^[13] Других сведений об этой рукописи нет, и сама она, по-видимому, была утрачена. Но эта версия дошла до нас именно благодаря книге Харткноха.

Более поздние публикации также далеки от совершенства. Так, в «Истории Пруссии» Л. фон Бачко в приложениях к каждой из книг, составляющих этот труд, приведены архивные документы. Однако изданные материалы не имеют научного аппарата, публикатор в лучшем случае сообщает лишь место хранения. В работе не указывается, на каких листах рукописного оригинала размещался публикуемый источник, не оговорены сокращения текстов и т.п.

XIX — середина XX вв.[править | править код]

Работы И. Фойгта и их значение[править | править код]

В XIX столетии наступает время более крупных издательских проектов. XIX и начало XX вв. стали в Центральной и Восточной Европе временем расцвета археографии и дипломатики, когда начали выходить в свет многотомные издания документов по истории отдельных городов и провинций. Благодаря этим усилиям прошлое немецких государств предстало во всей своей сложности и многоплановости.^[14] Этому способствовали постепенное развитие исторической науки и формирование профессиональной среды. Начинают выходить корпусные издания по Пруссии, её отдельным территориям и городам.

К числу наиболее важных начинаний такого рода относится многотомное собрание источников по прусской истории «Codex diplomaticus Prussicus», осуществлённое Иоганнесом Фойгтом, «отцом прусской историографии», а также ряд других подготовленных им археографических изданий. Данные публикации были неразрывно связаны с его исследованиями по прусской истории. Фойгт с 1817 года был экстраординарным, а с 1823 г. — ординарным профессором истории в Кёнигсбергском университете, возглавлял Прусский государственный архив в Кёнигсберге. Им была написаны многотомная история средневековой Пруссии,^[15] исследование по истории Тевтонского ордена в германских землях,^[16] подготовлен справочник по прусской истории до эпохи Реформации^[17] и создано множество трудов по частным вопросам. Благодаря усилиям Фойгта впервые в немецкой историографии был собран такой массив данных, связанных с этим краем.^[18]

Эти труды заложили фундамент для дальнейшего изучения и издания источников. В то же время исторический процесс воспринимался Фойгтом в духе тогдашнего романтизма; обнаруженные и публикуемые им источники использовались в его трудах без должного учёта подоплёки и обстоятельств их появления. Сами издания источников ещё не имели удовлетворительного научного аппарата. С историко-критическим методом в духе Леопольда фон Ранке Фойгт познакомился лишь в поздний период своей жизни. Несмотря на это, его труды стали важнейшей вехою в развитии прусской исторической науки. В отличие от Ранке, Зибеля или Дройзена, Фойгт не оставил после себя заметной научной школы. Однако в числе его учеников был ряд талантливых учёных. Одним из них был Эрнст Август Хаген, сыгравший заметную роль в прусской исторической науке и археографии.

Дальнейшее развитие прусской археографии (XIX — начало XX вв.)[править | править код]

В XIX — первой половине XX вв. возникают новые учёные исторические общества, сыгравшие заметную роль в развёртывании археографических работ. Так, в 1844 г. в Кёнигсберге возникло общество древностей «Пруссия» (Altertumsgesellschaft Prussia), созданное при деятельном участии Эрнста Августа Хагена по случаю 300-летнего юбилея Кёнигсбергского университета. Оно просуществовало сто лет и прекратило деятельность в 1945 г.^[19] Общество издавало одноимённый журнал (см. ниже), учредило музей «Пруссия» (имевший преимущественно археологическую направленность), располагавшийся в Кёнигсбергском замке. В 1925 г. музей перешёл в руки государства, к нему были присоединены художественные и бытовые экспонаты из других кёнигсбергских собраний, и на их основе был учреждён Восточнопрусский провинциальный музей. Члены общества публиковали свои архивные находки в прусских журналах, таких как Preußische Provinzial-Blätter (1829—1845), Neue Preußische Provinzial-Blätter (1845—1866), Altpreußische Monatsschrift (1864—1923), Prussia (1874—1943), Altpreußische Forschungen (1924—1943).

Кроме упомянутого общества, в крае возник целый ряд других объединений. В 1854 г. в Торне было образовано Общество науки и искусства имени Коперника (Coppernicus-Verein für Wissenschaft und Kunst). Оно уже с первых лет существования обратилось к изучению архивных источников по прусской истории. Но собственный печатный орган у него появился без малого четверть века спустя (Mitteilungen des Coppernicus-Vereins für Wissenschaft und Kunst zu Thorn, 1878—1939).^[21] В 1856 г. во Фрауэнбурге было учреждено Историческое общество Вармии (Historischer Verein für Ermland), которое действовало по 1943 г.^[22] C 1858 г. общество выпускало также собственный печатный орган — «Журнал истории и древностей Вармии» (Zeitschrift für die Geschichte und Altertumskunde Ermlands, издание продолжается). Относительно поздно, лишь в 1872 году, в Кёнигсберге было образовано Общество истории Восточной и Западной Пруссии (Verein für die Geschichte von Ost- und Westpreußen). Оно объединяло в основном представителей учёных кругов, его численность обычно не превышала 200 человек. Это общество рассчитывало стать главным центром краеведческих исследований в провинции, ориентируясь в этом отношении на опыт аналогичного силезского общества в Бреслау (основанного в 1846 г.). Но эта цель не была достигнута, поэтому организация даже не сразу обзавелась запланированным поначалу журналом. Несмотря на это, общество издало ряд ценных письменных источников, а также начало обширные работы по сбору библиографии. Сперва издавались отчёты о заседаниях общества (Sitzungsberichte des Vereins für die Geschichte von Ost- und Westpreußen, 1890—1922). Позднее выходили в свет его «Сообщения» (Mitteilungen des Vereins für die Geschichte von Ost- und Westpreußen, 1926—1944).

В ретроспективном обзоре прусских исторических журналов, изданном в середине 1870-х гг., незадолго до административного раздела Пруссии на Восточную и Западную, отмечалось, что с конца XVIII в. уровень такой периодики существенно повысился. Особенно подчёркивалось при этом значение трудов и источниковых публикаций, подготовленных Э. А. Хагеном, М. Тёппеном и М. Перльбахом.^[23]

Новые научные общества историко-краеведческой направленности с собственными изданиями появлялись и впоследствии. В 1875 г. было основано Торуньское научное общество (Towarzystwo Naukowe w Toruniu), объединившее на сей раз в основном польских учёных. С 1878 г. выходили его ежегодники (Roczniki Towarzystwa Naukowego w Toruniu), а с 1908 г. – его журнал «Записки», переименованный позднее в «Исторические записки» (Zapiski Historyczne), издаваемый до настоящего времени. Годом позже было учреждено Историческое общество административного округа Мариенвердер (Historischer Verein für den Regierungsbezirk Marienwerder), сразу же приступившее к выпуску собственного журнала «Zeitschrift des Historischen Vereins für den Regierungsbezirk Marienwerder» (1876—1924). В 1879 г. создаётся Западнопрусское историческое общество в Данциге (Westpreußischer Geschichtsverein in Danzig), также с собственными печатными органами: «Zeitschrift des Westpreußischen Geschichtsvereins» (1880—1941), «Mitteilungen des Westpreußischen Geschichtsvereins» (1901—1943), «Zeitschrift des Historischen Vereins für den Regierungsbezirk Westpreußen» (1925—1933).

В 1880 г. было основано Инстербургское общество древностей (Altertumsgesellschaft Insterburg), в 1888—1939 гг. выпускавшее собственный журнал (Zeitschrift der Altertumsgesellschaft Insterburg). Общество располагало также собственным музеем, который находился в замке Инстербург. В 1894 г. в Лётцене возникло Общество для изучения Мазурии, преобразованное позднее в литературное общество «Мазовия»; вопреки названию, оно занималось в первую очередь исследованием истории края. В 1869—1926 г. оно выпускало свои «Сообщения» («Mitteilungen der Litterarischen Gesellschaft Masovia»).^[24] В Мюльхаузене (уезд Прейсиш-Голланд) в 1898 г. было образовано Верхнепрусское^[25] историческое общество (Oberländischer Geschichtverein, издавало в 1899—1933 гг. журнал «Oberländische Geschichtsblätter»). В 1905 г. было создано Общество восточнопрусской церковной истории (Verein für ostpreußische Kirchengeschichte). Оно вело свою работу совместно с Евангелической поместной церковью старых провинций Пруссии (Evangelische Landeskirche der älteren Provinzen Preußens, с 1922 г. — Церковь старопрусского союза, Evangelische Kirche der altpreußischen Union), которая учредила для указанной цели особую синодальную комиссию. В 1904—1930 гг. они выпускали «Труды» (Schriften), а в 1931—1940 гг. выходил ежегодник той же тематики (Jahrbuch der Synodalkommission und des Vereins für Ostpreußische Kirchengeschichte). Имеются также сведения о том, что в Кёнигсберге с 1892 г. существовало Общество еврейской истории и литературы (Verein für jüdische Geschichte und Literatur zu Königsberg). Вероятно, последней довоенной организацией местного уровня стало краеведческое общество в Шталлупёнене (переименованном в 1938 г. в Эбенроде), которое выпускало «Ежегодник Шталлупёненского уезда» («Jahrbuch des Kreises Stallupönen», 1930—1941).^[26]

Несмотря на то, что Торн, Данциг и Мариенвердер, где возникли некоторые общества, относились с 1878 г. к провинции Западная Пруссия, в журналах этих организаций были изданы многие источники, имевшие общепрусское значение.

Вторая половина XIX в. стала временем интенсивного накопления новых материалов по истории края. Прусские учёные обратили внимание на письменные источники, сохранившиеся во многих зарубежных собраниях. Там они отложились как в результате рутинной деятельности государственных учреждений (например, дипломатическая переписка), так и по иным причинам: военные захваты, поступления в составе личных фондов, дары, целенаправленное коллекционирование и т.п.

О некоторых из таких архивных экспедиций позволяют судить опубликованные отчёты. Так, прусский историк Леопольд Прове (1821–1887) предпринял поездку в Швецию, где обследовал наиболее значительные местные хранилища – Государственный архив, библиотеки университетов в Упсале и Лунде, собрание замка Скуклостер, библиотеки гимназий в Линчёпинге, Стренгнесе и Вестеросе. Его интересовали в первую очередь материалы о жизни и деятельности Николая Коперника (через тридцать лет он напишет фундаментальную биографию этого учёного^[27]). Однако наряду с ними он обнаружил немало письменных источников (преимущественно XVI–XVIII вв.), проливающих свет на историю политики, войн и культурной жизни Пруссии. Среди них обращали на себя внимание многочисленные материалы по истории епископства Вармийского, часть из которых была вывезена в Швецию в ходе затяжных польско-шведских войн. Ряд найденных документов Прове привёл в своём отчёте целиком или в выдержках. К книге были приложены факсимиле некоторых записей (например, автографы Коперника) в виде двух литографированных таблиц.^[28]

Открытия делались и в самой Пруссии при описании и каталогизации уже известных ранее фондов, благодаря чему камеральная археография иногда превращалась в «полевую». Например, при обследовании рукописи XIV в. с текстами источников канонического права (собрание декреталиев Григория IX с комментариями) из Королевской и Университетской библиотеки в Кёнигсберге юрист Эмиль Штеффенхаген обратил внимание на листы пергамена, которыми были обклеены деревянные крышки переплёта. Их удалось снять и очистить. В результате были обнаружены пять неизвестных ранее грамот 1291–1303 гг. Среди них были, в частности, проекты привилегий 1299 г. для Фрейштадта (будущий Лёбенихт) и Шёневика (будущий Фишхаузен). Выявленные документы представляли большую ценность как источники по истории городской и сельской колонизации Пруссии и были переданы в Государственный архив. Кроме того, на отделённых от переплёта листах были обнаружены образцы средневековой словесности. Это стихотворения на немецком и латыни, посвящённые Деве Марии, а также небольшая поэма «Вартбургская война», повествующая о состязании миннезингеров, которое, по преданию, происходило в начале XIII в. в Вартбурге.^[29]

Эти и подобные находки приближали появление новых археографических изданий, важнейшим из которых стал сборник «Preußisches Urkundenbuch» (см. ниже).

В начале XX в. историк и археограф Макс Перльбах попытался оценить состояние прусской археографии и роль, которую успели к тому времени сыграть в её развитии местные учёные общества. Он рассмотрел деятельность восьми из них (за рамками обзора остались Общество им. Коперника, Общество восточнопрусской церковной истории и Общество еврейской истории и литературы) и ограничил при этом свои наблюдения изданием источников орденской эпохи (до 1525 г.). Перльбах отдавал должное усилиям этих организаций, которые опубликовали множество важных материалов. В то же время он указывал, что в деятельности научной общественности имеются и слабые стороны. По его мнению, малочисленность и организационная разобщённость не позволяли объединить усилия для реализации крупных археографических проектов общепровинциального уровня. Местные общества испытывали сильную нехватку средств. Перльбах полагал, что при наличии единой крупной организации было бы проще привлечь финансовые ресурсы. В качестве примера он ссылался на опыт учёных на западе Прусской монархии, в её Рейнской провинции. Тамошнее Общество рейнской истории почти за четверть века до этого получило солидное денежное обеспечение от известного банкира, промышленника и либерального политического деятеля Густава фон Мефиссена (1815—1899). Но в Западной и Восточной Пруссии учёные общества испытывали значительные финансовые трудности. На основе отчётов восьми прусских исторических обществ историк приводил следующие цифры. По состоянию на 1903 год в этих обществах состояло 2275 человек, чьи членские взносы составили 9130 марок. Каждое общество издавало журнал, ежегодно выходило также по 1-2 тома источников. Членских взносов на эти цели не хватало, поэтому организации были вынуждены прибегать к дотациям. Им оказывалась поддержка из бюджетов провинций, уездов и городов: одно только Общество истории Восточной и Западной Пруссии получало ежегодно из этих источников 1500 марок. И всё равно этих средств было недостаточно для выпуска крупных археографических изданий. Для иллюстрации Перльбах приводил пример Общества ганзейской истории, выпускавшего многотомную серию документальных источников. За 31 год (1872—1903) оно успело издать 22 тома ин-кварто, что обошлось примерно в 220 тыс. марок, то есть в год на эти цели уходило около 7100 марок, а издание одного такого тома должно было обходиться в среднем примерно в 10 тыс. марок. Это намного превышало возможности прусских археографов. Перльбах сетовал, что в обеих провинциях пока не появилось мецената, подобного Мефиссену, а об основании собственной исторической комиссии по образцу других немецких земель, таких как Баварская, Баденская, Вюртембергская, Гессен-Вальдекская и Саксонско-Ангальтская, не приходится и мечтать.^[30]

1923—1944[править | править код]

После первой мировой войны делаются попытки вывести прусскую археографию на новый уровень. Несмотря на тяжёлое экономическое положение тогдашней Германии, в 1923 г. была учреждена Комиссия по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель (Historische Kommission für ost- und westpreußische Landesforschung), одной из задач которой было и продолжение археографических работ. Эта деятельность осуществлялась ею в сотрудничестве с Кёнигсбергским университетом и другими государственными и частными учреждениями. Таким образом, пожелание М. Перльбаха о создании такой комиссии всё же сбылось.

Известный вклад в археографию внесли и специалисты по генеалогии. Они учредили в 1925 г. Союз генеалогии Восточной и Западной Пруссии (Verein für Familienforschung in Ost- und Westpreußen) и издавали журнал Altpreußische Geschlechterkunde (1927—1943). Союз имел соглашения о сотрудничестве с Прусским государственным архивом и Кёнигсбергской городской библиотекой и работал во взаимодействии с другими прусскими историческими обществами.^[31]

Важным событием восточнопрусской культурной жизни в межвоенный период стало строительство нового здания для Прусского государственного архива в Кёнигсберге. В 1930 г. туда после четырёхвекового пребывания в Кёнигсбергском замке были перевезены его фонды. В том же году Макс Хейн, возглавлявший с 1927 г. этот архив и одновременно — Комиссию по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель, обратился к научной общественности и краеведам с призывом обратить внимание на документы орденской и герцогской эпохи, находящиеся во владении администраций небольших поселений, церковных общин, а также в семейных архивах частных лиц (таких как владельцы имений, потомки сельских старост, корчмарей и т. п.). Он отмечал, что подобные письменные источники имеют большую историческую ценность, но зачастую хранятся в ненадлежащих условиях, а их значение при этом не осознаётся владельцами. Хейн полагал, что наилучшим вариантом для науки было бы помещение этих документов на депозитарное хранение в Прусский государственный архив при безусловном сохранении за изначальными владельцами права собственности на них. В таком случае фотомастерская при архиве бралась по весьма низким ценам изготовить для собственников фотокопии сданных материалов. Кроме того, в тот период стало обычным выставлять акты и грамоты в краеведческих музеях. Архивариус предостерегал от подобной практики, поскольку она угрожала безопасности таких экспонатов. Музеи не могли обеспечить надлежащую сохранность их от огня, а сами письменные источники, будучи выставлены в витринах, быстро выцветали от света и делались нечитаемыми. М. Хейн призывал музеи изготовить фотокопии таких бумаг, а оригиналы опять-таки передать на хранение в Прусский государственный архив. На случай, если владельцы не пожелают расставаться со старинными документами, учёный рекомендовал всё же допустить профессиональных архивистов к их просмотру для учёта, научной обработки и последующей передачи в государственный архив описи этих собраний.^[32]

Публикация прусских источников всегда рассматривалась немецкими учёными как необходимое условие для полноценного исследования прошлого провинции. Промежуточные итоги этой деятельности в конце веймарской эпохи попытался подвести Христиан Крольман. По его мнению, во второй половине XIX в. в истории и археографии Пруссии произошли качественные изменения по сравнению с временами И. Фойгта: «Романтика преодолена, её место заступает либерально-индивидуалистический критицизм. Вместе с ним одновременно происходит отход от творческого созидания и переход к критическому изучению источников и формальной эдиционной технике. С этим связано то, что на смену деятельности, скорее случайно связанной с конкретной личностью, приходит планомерная совместная работа».^[33] В то же время Крольман сетовал, что несмотря на обилие источниковых публикаций и бесчисленное множество работ по частным вопросам, полноценный обобщающий труд по истории Пруссии так и не появился.^[34] Но в последующие годы положение мало изменилось. Хотя в период гитлеровской диктатуры отдельные археографические издания продолжали выходить в свет, заметных изменений в историографии не наступило. Идеологические условия той поры оставляли мало шансов на создание обобщающих трудов, свободных от националистических установок.

После нападения Германии на Польшу сотрудники Прусского государственного архива были привлечены к осуществлению так называемой «восточной программы». Она предполагала обследование архивных собраний на бывших польских территориях для выявления документов, отражавших роль немецкого населения в их истории, а также источников, связанных с историей Пруссии, в особенности орденского времени. На основе Коронной метрики, хранившейся в Варшаве, предполагалось подготовить регесты документов по этим вопросам. Наиболее ценные обнаруженные материалы подлежали перемещению в Кёнигсберг. Однако для развития исследований и тем более для последующих археографических работ эта акция мало что дала. Архив, штат которого заметно поредел после призыва части сотрудников в вермахт, не располагал достаточным количеством специалистов со знанием польского языка для подобных командировок на места, и не был готов к принятию на хранение большого количества новых фондов.^[35]

Обстановка военной поры не способствовала и появлению заметных археографических работ. Лишь изредка небольшие публикации появлялись в периодике. Большинство прусских краеведческих журналов к 1939 г. уже закрылось, но некоторые ещё продолжали выходить в эти годы — «Altpreußische Forschungen» (1939—1943), «Zeitschrift für die Geschichte und Altertumskunde Ermlands» (1939—1943), «Zeitschrift des Westpreußischen Geschichtsvereins» (1939—1941), «Mitteilungen des Vereins für die Geschichte von Ost- und Westpreußen» (1939—1944). На их страницах был опубликован ряд архивных материалов, в основном по истории Нового времени.

Издательские принципы и приёмы[править | править код]

1945—1990[править | править код]

Эвакуация архивных фондов из Восточной Пруссии в тыл и их дальнейшая судьба[править | править код]

Вторая мировая война имела очень тяжёлые последствия и для исторических исследований края, и для публикации источников. Прусский государственный архив в Кёнигсберге (Preußisches Staatsarchiv Königsberg), где отложилась основная часть письменных источников по региональной истории, испытал на себе большие превратности судьбы. Наиболее ценные его фонды были вывезены из Кёнигсберга в конце войны и переправлены в тыл. Сперва они хранились в соляных шахтах в Граслебене^[36] (под Хельмштедтом), а после капитуляции попали в руки британских оккупантов и перевезены в Гослар. Часть материалов отражала прошлое территорий, отошедших по итогам войны к Польше. По требованию польской стороны эти бумаги были перевезены из Гослара в Ольштын (см. ниже).

Остальные фонды британские военные власти передали правительству земли Нижняя Саксония, где в 1953 г. было создано Государственное архивохранилище в Гёттингене (Staatliches Archivlager Göttingen). В этом учреждении сосредоточились несколько архивов, эвакуированных в конце войны из восточных и центральных германских областей. По оценке Курта Форстройтера, многолетнего руководителя этого хранилища, кёнигсбергские материалы (включавшие 1500 погонных метров стеллажей и 2 шкафа с картами) составляли более 75 % его фондов. В юридическом отношении эти документы с 1957 г. стали собственностью Фонда прусского культурного наследия. В 1978 г. хранилище было расформировано, и в итоге кёнигсбергские бумаги попали в Тайный государственный архив прусского культурного наследия (Geheimes Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz), где хранятся и сегодня.^[37] Ясно, что все эти события долгое время препятствовали полноценной работе с источниками.

Некоторое количество рукописных материалов по истории Пруссии после войны оказалось в учреждениях и организациях, призванных хранить память об утраченных Германией областях и обслуживать культурные нужды их уроженцев. Сперва этим занимались восточнопрусские землячества, организованные по признаку принадлежности прежних жителей к определённым городам и уездам. С 1950-х гг. над этими землячествами стали брать шефство отдельные западногерманские города и уезды. Совместными усилиями переселенцев и местных властей стали создаваться культурные центры, библиотеки, музеи, что прямо предусматривалось программами работы союзов изгнанных и правилами западногерманского министерства внутренних дел.

Например, в 1955 г. уезд Ротенбург-на-Вюмме (Нижняя Саксония) взял шефство над землячеством выходцев из восточнопрусского уезда Ангербург. Предпосылкой стало то обстоятельство, что контакты беженцев с руководством Ротенбургского уезда установились ещё в последние месяцы войны и продолжались впоследствии. Со временем в Ротенбурге были созданы краеведческая библиотека и архив с богатым собранием документов по истории Ангербургского уезда. Научно-методическую помощь в их организации и работе оказывал ротенбургский Институт краеведения (Institut für Heimatforschung), предоставивший и площади для хранения фондов. Часть собрания включала подлинные документы: церковные книги, хроники школ и общин, списки жителей всех деревень уезда, топографические и кадастровые карты и т. п. В архиве хранились многие личные фонды, воспоминания бывших жителей, а также архивы двух дворянских усадеб Ангербургского уезда. Был сформирован богатый бильдархив с тысячами рисунков, фотоснимков и негативов, запечатлевших жизнь покинутого края до 1945 г. Кроме того, по соглашению с Тайным государственным архивом прусского культурного наследия для этого архива были изготовлены копии материалов, относящихся к истории уезда (с орденской эпохи по XIX столетие) объёмом около 180 тыс. листов. Учреждение тесно сотрудничало с Гёттингенским университетом и с 1954 г. выпускало журнал «Ротенбургские записки» (Rotenburger Schriften). Всё это создавало условия для изучения прошлого упомянутой территории и подготовки источниковых публикаций.^[38] Упомянутый Институт краеведения просуществовал до 2009 г., после чего был закрыт по финансовым причинам. Однако это не привело к прекращению краеведческих и издательских работ. Собранный ранее архивный фонд был преобразован в Архив краеведения в Ротенбурге-на-Вюмме на правах подразделения уездного архива в Бремерфёрде. Часть функций упразднённого института взяла на себя общественная организация — Общество друзей Архива краеведения в Ротенбурге-на-Вюмме. Она была учреждена в 2009 г. группой лиц, которые прежде долгие годы пользовались институтскими материалами.^[39] Общество продолжает издавать «Ротенбургские записки».

Ротенбургский опыт был далеко не единственным примером такого рода, в ФРГ в послевоенные годы было создано довольно много подобных организаций.^[40] Центральное место среди них занимает Музей Восточной Пруссии (Ostpreußisches Landesmuseum) в Люнебурге, существующий с 1987 г.^[41] Наряду с ним, можно указать ещё на ряд учреждений: Музей Западной Пруссии (Westpreußisches Landesmuseum) (открыт в 1975 г. в Мюнстере, с 2014 г. находится в Варендорфе), культурный центр «Восточная Пруссия» (Kulturzentrum Ostpreußen) (создан в 1981 г. в Эллингене, Бавария),^[42] Музей Самбии (Samlandmuseum) в Пиннеберге (Голштиния), где хранится часть экспонатов из музея, располагавшегося до войны в замке Лохштедт. Несколько десятилетий в Дуйсбурге существовал также Музей города Кёнигсберг, открытый в 1968 г. К сожалению, в 2016 г. он был упразднён, однако наиболее важные экспонаты вошли в коллекцию музея Восточной Пруссии в Люнебурге. Часть из упомянутых учреждений осуществляла и публикацию разнообразных источников по истории провинции.

Судьба фондов и коллекций, оставленных в Восточной Пруссии[править | править код]

Немецким архивистам вывезти удалось далеко не все фонды архива: около 15 % его материалов осталось на месте. После занятия Восточной Пруссии советскими войсками они были либо утрачены, либо рассеяны по разным, нередко случайным, хранилищам. Ещё хуже обстояло дело с муниципальными архивами, большинство которых погибло (см. ниже).

Наряду с упомянутым архивом, большое количество прусских рукописных исторических источников (кодексы и отдельные документы) находилось ещё в двух собраниях: Кёнигсбергской государственной и университетской библиотеке,^[43] где к 1943 г. насчитывалось 4587 рукописей, и Городской библиотеке Кёнигсберга.^[44] Значительная часть их книжных коллекций была утрачена, но многие книги, включая весьма ценные, сохранились в Германии, Литве, Польше и России. Однако судьба рукописных материалов XIII—XVIII вв., представляющих интерес для археографов, оказалась печальна: в основном они числятся среди утрат военного времени. Тем не менее часть этих манускриптов всё же уцелела и находится преимущественно в государственных библиотеках и архивах тех же стран.^[45]

Материалы, оказавшиеся в Польше[править | править код]

Из тех бумаг, что уцелели на территории бывшей провинции, основная и наиболее ценная часть в итоге оказалась в Польше. Часть этих материалов изначально находилась на доставшихся ей землях, другие происходили из уездов, отошедших к СССР. Основным местом их хранения стал Государственный архив в Ольштыне, учреждённый в 1948 г. Уже в начале 1970-х гг. его фонды были почти целиком разобраны и составляли 3-4 тыс. погонных метров стеллажей. Подлинные документы орденского времени там почти отсутствуют, но имеются несколько десятков списков грамот XIII—XIV вв. в поземельных и судебных книгах. Ценные фонды XVI—XIX вв. отражают прошлое Вармии и Мазурского края. В архиве хранится также собрание дел, связанных с ландтагами Прусского герцогства за 1541—1714 гг. в 54 томах. Часть материалов была доставлена в Ольштын из Гослара в 1947 г. В Ольштыне располагается также архив епископства Вармийского, хранившийся прежде во Фрауэнбурге. В 1945 г. он был вывезен в СССР, но позднее возвращён в Польшу. В нём находятся многочисленные документы данного диоцеза по 1772 г. — грамоты, копийные книги, акты курии, протоколы визитаций, акты капитула, письма, а за более поздний период — также документы и фонды отдельных приходов.^[46]

Часть документов, связанных с историей края, хранится сегодня также в некоторых других польских городах, находившихся за пределами бывшей провинции Восточная Пруссия (см. ниже).

Материалы, оставшиеся в СССР[править | править код]

Литва[править | править код]

Материалы, находившиеся на советской территории, сохранились лишь в незначительном количестве. Благополучнее всего сложилась судьба тех документов, что оказались в Литве (в Клайпедской области) или были туда переправлены усилиями литовских учёных. В 1945—1947 гг. профессор П. Пакарклис организовал несколько экспедиций из Литвы в бывшую Восточную Пруссию. Благодаря этому из Кёнигсберга и из руин замка Лохштедт^[47] в Вильнюс удалось перевезти целый ряд ценных материалов. Часть из них касалась только внутренних прусских уездов, но их также вывезли под тем предлогом, что они отражают прошлое литовского народа. Экспедиция была сопряжена с рядом трудностей, но запасы продуктов и спирта, имевшиеся у её участников, позволили найти общий язык с военными и гражданскими властями на месте, чтобы обеспечить автотранспорт и погрузку на него обнаруженных рукописей.

Собранные экспедицией литовских учёных материалы хранятся сегодня в нескольких собраниях: Государственном историческом архиве Литвы, Библиотеке Академии наук Литвы, Литовской национальной библиотеке имени Мартинаса Мажвидаса. Некоторые из спасённых тогда манускриптов и сегодня весьма важны для археографических изданий. Так, в Государственном историческом архиве Литвы оказались списки с копийных книг XV столетия из канцелярии Тевтонского ордена, изготовленные в XIX в. по заказу И. Фойгта. Часть этих книг после 1945 г. утрачена, поэтому уцелевшие списки приобретают значение оригиналов и могут быть использованы для будущих публикаций^[48]

Россия[править | править код]

Восточнопрусские материалы, оставшиеся в РСФСР, вплоть до начала 1950-х гг. продолжали подвергаться дальнейшему уничтожению и распылению. При этом доступность уцелевших бумаг для исследователей была различна в зависимости от того, в какие хранилища они попадали.

Калининград[править | править код]

Часть обнаруженных советскими властями книг и рукописей была оставлена в Кёнигсберге для организации будущих библиотек, музеев и архивов. Но почти все эти материалы, размещённые в ящиках в здании Прусского государственного архива, пропали бесследно; вероятнее всего, они были расхищены.^[49] Наиболее тяжёлой для исторической науки была утрата основной части бумаг из фонда университета, а также архивов малых прусских городов, находившихся в Государственном архиве на депозитарном хранении.

Но всё же некоторые довоенные материалы (как в самом Кёнигсберге, так и в других населённых пунктах) сохранились и были переданы в Государственный архив Калининградской области, учреждённый 11 июля 1949 г. Это были в основном документы XIX—XX вв. После поступления в это собрание они около 40 лет находились на закрытом хранении и были недоступны для учёных. Недавно в одной из отечественных работ была представлена история розысков и сбора таких бумаг для включения их в фонды формируемого областного архива. В приложении к этой статье было напечатано 15 рассекреченных документов за 1947—1952 гг. Из них следует, что и до, и после создания архива досоветское документальное наследие бывшей провинции продолжало нести утраты. Так, в одном из писем заместителя председателя Калининградского облисполкома начальнику управления МВД указывалось, что в одном из домов по ул. Монетной, занимаемой конторой «Электромонтаж», находятся важные архивные материалы, которые затем были частично сожжены, а особо ценные документы и книги вывезены в Ригу и Вильнюс. Имеются также данные о вывозе восточнопрусских бумаг в Каунас, Киев, Воронеж. Хотя отправка их подтверждалась транспортными документами, след этих материалов теряется, почти ничего из них обнаружить и вернуть в Калининград не удалось.^[50] Интересно, что в конце 1940-х гг. Польская Народная Республика предложила передать в Государственный архив Калининградской области документы о Кёнигсберге, Гумбиннене и других городах области (9098 кг бумаг в россыпи). Но архив отказался от этих материалов из-за отсутствия помещения. Более того, в 1951 г. из областного архива было отправлено 10345 единиц хранения в Главное архивное управление МВД СССР для передачи в Польшу, как не относящихся к Кёнигсбергу.^[51] Если такая передача в конечном счёте и состоялась, то это позволило сберечь документы для последующего изучения и введения в научный оборот. Но для будущих калининградских историков это означало заведомое обеднение и без того скудной источниковой базы.

Другие города[править | править код]

Часть манускриптов попала в учреждения Академии наук СССР в Москве и Ленинграде. Некоторые трофейные рукописные материалы оказались, например, в Библиотеке Академии наук. Это обстоятельство не слишком афишировалось, но из него не делалось и особого секрета. Благодаря этому отдельные поступления даже получили отражение в печатных каталогах.^[52] Но в других собраниях (например, в Библиотеке имени В. И. Ленина) рукописи прусского происхождения десятилетиями находились на закрытом хранении и очень долго считались утраченными.

Судьба других документальных собраний, освещающих историю провинции[править | править код]

Помимо Ольштына, многочисленные материалы по истории провинции отложились также в других польских собраниях. Государственный архив в Торуне (Archiwum Państwowe w Toruniu) является одним из старейших польских архивов. Его история восходит к средневековой эпохе, первые упоминания о нём как об учреждении относятся к последней трети XVI в. Фонды архива также оказались в конце войны в соляных шахтах Граслебена, но по требованию польских властей были возвращены после 1947 г. Помимо западнопрусских документов, в нём хранятся многочисленные письменные источники средневековья и Нового времени, имевшие общепрусское значение. В библиотеке Университета Николая Коперника находится сегодня целый ряд ценных материалов из Государственной и Университетской библиотеки в Кёнигсберге и других прусских коллекций.

Важное место среди польских собраний занимает Государственный архив в Гданьске (Archiwum Państwowe w Gdańsku). Он тоже сильно пострадал от последствий войны, многие фонды были из него вывезены. В 1947—1965 гг. часть документов удалось вернуть из Германии и СССР. 30 % его собраний было повреждено, а 20 % числятся утраченными. Немало рукописей, проливающих свет на историю и культуру Восточной Пруссии, сохранилось в Гданьской библиотеке Польской академии наук (Biblioteka Gdańska Polskiej Akademii Nauk). В варшавском Главном архиве древних актов (Archiwum Główne Akt Dawnych, AGAD) находятся важные источники, освещающие отношения Пруссии с Польшей (позднее — Речью Посполитой).

Крайне драматичной оказалась судьба рукописной коллекции, хранившейся до войны в Национальной библиотеке Польши в Варшаве. Значительную часть её составили манускрипты, вывезенные ранее царскими войсками из страны после подавления польских восстаний 1794, 1831 и 1863 гг. Особую ценность имело переправленное в Петербург в 1795 г. собрание польских братьев-меценатов Залуских, в котором было много материалов по истории Пруссии. Данное обстоятельство отчасти объяснялось тем, что один из братьев, Анджей Залуский, был епископом Кульмским. Сведения о некоторых прусских рукописях (в основном юридического содержания) имеются в дореволюционных описаниях.^[53] В 1921 г., после поражения Советской России в войне с Польшею, согласно ст. XI Рижского мирного договора Россия обязалась вернуть польской стороне культурные ценности, вывезенные из страны начиная с 1772 г. На основании этого договора была сформирована смешанная советско-польская комиссия, занявшаяся выявлением соответствующих ценностей в российских собраниях. Одним из важнейших мероприятий такого рода стало возвращение рукописей и старопечатных книг, хранившихся в Публичной библиотеке в Ленинграде. Всего из нее было вывезено свыше 15200 рукописей. По итогам работы был выпущен специальный справочник, содержащий шифры переданных манускриптов.^[54] Перевезённые в Польшу материалы были в 1928 г. переданы в Национальную библиотеку в Варшаве. В межвоенный период углубленному исследованию подверглись лишь немногие манускрипты из этого собрания. Сведения об их изучении вошли в обзор, изданный незадолго до войны.^[55] В октябре 1944 г., после подавления Варшавского восстания и вопреки акту о капитуляции повстанцев, оккупанты подожгли здание, в котором хранились рукописи и старопечатные книги из Национальной библиотеки. В огне пожара погибла и основная часть материалов, хранившихся ранее в Публичной библиотеке в Ленинграде.^[56]

Значительная часть документов, связанных с историей Восточной Пруссии, до войны хранилась в Берлине, былой столице Бранденбургско-Прусского государства. Это хранилище, существовавшее с середины XVII в. как Тайный архив, в 1803 г. было переименовано в Тайный государственный архив. В конце войны его фонды были для сохранности перевезены в соляные шахты в Шёнебеке и Штасфурте. Эта территория сперва попала в американскую зону оккупации, затем передана советской военной администрации. В 1947 г. извлечённые из шахт документы были частично вывезены в СССР (в основном материалы, касавшиеся внешней политики и рабочего движения). В 1950-х основная масса этих документов была возвращена в ГДР, хотя часть всё же осталась в Москве. Однако фонды, имевшие чисто историческое значение, из Германии не вывозились и в 1947 г. были размещены в Мерзебурге, образовав с 1950 г. «Филиал Германского центрального архива в Мерзебурге». Впоследствии часть из них, освещавшая прошлое бранденбургских территорий, была присоединена к Главному архиву земли Бранденбург. Документы же, касавшиеся земель Польского королевства, присоединённых к Пруссии в XVIII—XIX вв., были в 1961 г. переданы в Варшаву и хранятся теперь там в Главном архиве древних актов. После объединения Германии мерзебургский филиал был переподчинён Тайному государственному архиву, затем было осуществлено перемещение его фондов в Берлин, завершившееся в 1994 г. Таким образом, в стенах этого архива теперь сосредоточена основная часть документов бывшей Восточной Пруссии.

Крупные документальные собрания по восточнопрусской тематике имеются и в некоторых других хранилищах ФРГ и Австрии. Особое место среди них принадлежит тем из них, что связаны с историей Тевтонского ордена. Это прежде всего Центральный архив Тевтонского ордена в Вене и учреждённый ещё в 1864 г. Музей Тевтонского ордена (Deutschordensmuseum) в Бад-Мергентхайме. Документы, отложившиеся в фондах и коллекциях названных учреждений, служат важным дополнением к сохранившимся архивным фондам восточнопрусского происхождения.

Внимания археографов заслуживают и некоторые другие архивохранилища в Германии и за границей. Так, в 1939 г. в Берлине был основан Архив Евангелической церкви, в котором было сосредоточено множество документов церковных приходов со всей Германии. Он не был затронут военными действиями. После войны он был перемещён сперва в Ганновер (1960), а затем в Зёст (1972), но в 1974 г. возвратился в Берлин. Здесь к нему был присоединён ещё ряд фондов, и в 1979 г. учреждение было преобразовано в Центральный евангелический архив (Evangelisches Zentralarchiv). Сегодня в нём хранится обширное собрание церковных книг с бывших прусских территорий, в том числе и из Восточной Пруссии.^[57]

Несмотря на массовое истребление немецких евреев в годы нацизма, до наших дней дошли архивы целого ряда еврейских общин Восточной Пруссии. После войны они были переданы из Германии в Центральный архив истории еврейского народа в Иерусалиме (The Central Archives for the History of the Jewish People Jerusalem). Сегодня там хранятся еврейские общинные архивы нескольких восточнопрусских городов за XVIII—XX вв. Это Алленштейн (1854—1910), Гуттштадт (1846—1902), Инстербург (1858—1941), Иоганнисбург (1836), Кёнигсберг (1752—1938), Либштадт (1787), Морунген (1860) и Шиппенбайль (1865—1877). Кроме того, одно из дел (1735 г.) связано с сельским населённым пунктом Боркен (совр. Борки, Польша) в Растенбургском уезде.^[58] Иерусалимские материалы доступны для исследователей, но заметных источниковых публикаций пока не удостоились, хотя и использовались при изучении истории восточнопрусского еврейства.^[59]

Возобновление и продолжение археографических работ[править | править код]

В послевоенное время история Восточной и Западной Пруссии долгое время была сильно политизирована. Её изучение несло на себе отпечаток былой вражды между Германией и её восточными соседями.^[60] Это не могло не сказаться и на подходе к археографии края, что сильнее всего ощущалось в Советском Союзе.

Германская наука[править | править код]

Несмотря на утрату многих важных документов, исчезновение такого крупного научного центра, каким был Кёнигсбергский университет, а также недостаточное финансирование исследований, археографическая работа постепенно возобновляется. В довоенные годы археографией края занимались преимущественно германские учёные, хотя в возрождённой в 1918 г. Польше тоже осуществлялись некоторые проекты такого рода. После 1945 г. публикации источников по этой тематике также сперва осуществлялись в основном в Германии. Однако историки ГДР, как правило, игнорировали прошлое этих территорий. Поэтому издание восточнопрусских источников велось поначалу лишь учёными ФРГ и Западного Берлина.^[61]

Комиссия по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель возобновила работу в 1950 г. (сперва в Гёттингене, позднее в Гамбурге), с 2019 г. её возглавляет медиевист Юрген Зарновский. Она издаёт свой печатный орган — «Preußenland» (в 1963—2009 гг. издавался как журнал, с 2010 г. как ежегодник). Помимо этого, в 1977 г. была учреждена Прусская историческая комиссия (Preußische Historische Kommission), которая возобновила издание сб. «Preußisches Urkundenbuch» (см. ниже). Она была создана в Западном Берлине, поскольку именно там оказались в итоге фонды Прусского государственного архива, включённые в состав нынешнего Тайного государственного архива прусского культурного наследия. С 2006 г. председателем этой комиссии является Франк-Лотар Кролль, специалист по истории Нового времени.^[62]

В изгнании были воссозданы и некоторые прусские общественные организации научной и краеведческой направленности. Раньше всех это произошло с Союзом генеалогии Восточной и Западной Пруссии, который возобновил свою деятельность в 1953 г. в Гамбурге. Он приступил к выпуску издания «Altpreußische Geschlechterkunde. Neue Folge» (выходило с 1953 г. как журнал, с 1981 г. как ежегодник). Кроме того, с 1956 г. им выпускается серия «Старопрусская генеалогия. Семейный архив» (Altpreußische Geschlechterkunde. Familienarchiv). Дополнительно к этому, с 1961 г. издаётся ценная серия «Тематические исследования» (Sonderschriften). Упомянутые издания служат важным подспорьем для введения в оборот новых архивных источников. Союз генеалогии в настоящее время возглавляет Курт-Гюнтер Йоргенсен (Фленсбург). Библиотека и архив этого общества хранятся сегодня в Северо-Восточном институте — Институте культуры и истории немцев в Северо-Восточной Европе (Nordost-Institut) в Люнебурге.

Историческое общество Вармии было возрождено в 1955 г. в г. Мюнстере, который взял шефство над землячеством выходцев из Браунсберга, исторической вармийской столицы. Председателем организации сегодня является историк д-р Ганс-Юрген Бёмельбург. В том же Мюнстере с 1961 г. приступило к работе Объединение по изучению страноведения и истории Западной Пруссии им. Коперника (Copernicus-Vereinigung der Erforschung von Landeskunde und Geschichte Westpreußens). Оно считает своей задачей продолжение деятельности прежнего торнского Общества им. Коперника, а также двух других объединений — Исторического общества административного округа Мариенвердер и Западнопрусского исторического общества в Данциге. Председателем его правления сегодня является д-р Свен Тоде. В 1967—2008 гг. организация выпускала периодическое издание «Сообщения по истории Западной Пруссии» («Beiträge zur Geschichte Westpreußens»). Затем это издание было объединено с вышеупомянутым журналом «Preußenland», превратившимся в ежегодник.

Наконец, в 1972 г. в Дуйсбурге возобновило свою работу также общество «Пруссия», официально именуемое именуемое ныне «ПРУССИЯ, общество истории и краеведения Восточной и Западной Пруссии». Его президентом с 2010 г. является Ганс-Йорг Фрёзе.

Кроме того, в 1973 г. немецкими историками была создана новая организация — Рабочее сообщество по изучению истории Пруссии (Arbeitsgemeinschaft zur Geschichte Preußens e. V.). Её штаб-квартира с 2012 г. находится в Берлине, сообщество возглавляет д-р Томас Штамм-Кульман из Грейфсвальдского университета (в Грейфсвальде, где прежде располагалась и контора организации, по-прежнему проходит часть её мероприятий).

Помимо вышеупомянутого Союза генеалогии, имевшего довоенную историю, в послевоенной ФРГ появилась ещё одна исследовательская организация сходной направленности. Это Общество генеалогии Найденбурга — Ортельсбурга (Genealogische Arbeitsgemeinschaft Neidenburg — Ortelsburg), созданное в 1983 г. Оно действует без формальной регистрации, его штаб-квартира размещается в Хайнау (земля Рейнланд-Пфальц). Общество возглавляют Мартин Хенниг, Франк Йорк и Марк Плесса. Как видно из названия, основное направление его работы — исследования по генеалогии южных территорий Восточной Пруссии, хотя за минувшие годы поиски вышли за рамки указанных двух уездов. С 1988 г. общество создаёт банки данных по этому вопросу на основе фондов многих архивов в Германии и за границею (прежде всего в Польше).^[63] В 1993 г. начали выходить его «Труды» («Schriften»), а в 1996 г. — бюллетень «Мазурская пчела» («Die masurische Biene»). Организацией введены в оборот многочисленные источники по генеалогии и демографии региона. В 2000 г. к работе организации подключились исследователи, занимающиеся более широким кругом вопросов, вследствие чего было создано Историческое мазурское объединение (Historische Masurische Vereinigung), которое также возглавляет вышеупомянутый М. Плесса.^[64] Оно также работает без формальной регистрации; бюллетень «Мазурская пчела» с 2001 г. выступает как совместное издание обеих организаций.

Формируются и специальные исследовательские центры, изучающие прошлое прусских земель в более широком восточноевропейском контексте. Ещё в 1946 г. возникла Гёттингенская рабочая группа (Göttinger Arbeitskreis). Она объединяла учёных с восточных территорий (Восточной и Западной Пруссии, Померании, Силезии, а также Балтийских стран). Сперва она функционировала как общественное объединение, но с 1958 г. была преобразована в государственную организацию. Поначалу её деятельность была сильно политизирована. Однако с 1970-х гг. она в большей степени была ориентирована уже не на решение текущих внешнеполитических задач правительства ФРГ, а на сохранение исторической памяти об утраченных территориях. Под эгидой группы выходили в свет труды по истории Восточной Пруссии. В 1951—1995 гг. она издавала «Ежегодник Альбертовского университета в Кёнигсберге» («Jahrbuch der Albertus-Universität zu Königsberg, Pr.», вышло 29 выпусков). В 1953—1969 гг. выходила также серия приложений (Beihefte) к этому изданию — 33 монографии по различным аспектам истории края в XIII—XX вв. В некоторых из них печатались и архивные документы. Гёттингенская рабочая группа существует и сегодня, её возглавляет юрист Гильберт Горниг.

С 1950 г. работает Институт им. Гердера в Марбурге, занятый исследованиями по истории, географии и политике Центральной и Восточной Европы. Он также внёс заметный вклад в изучение прошлого Пруссии и подготовку ряда археографических изданий, с 1952 г. выпускает журнал «Zeitschrift für Ostmitteleuropa-Forschung» (ранее — «Zeitschrift für Ostforschung») и серию научных трудов. В его архиве сегодня хранится целый ряд материалов по восточнопрусской истории, а также личные фонды отдельных учёных, обращавшихся к истории края.^[65]

В вышеперечисленных западногерманских журналах неоднократно появлялись археографические публикации. Кроме того, в послевоенные годы было подготовлено и немало отдельных изданий, включавших тексты источников. Некоторые материалы эпизодически публиковались даже на страницах газетной печати.^[66] Наиболее заметными были два издания такого рода.

Первым стала газета «Мемельский пароход» («Memeler Dampfboot»). Ранее она выходила в Мемеле в 1849—1945 гг. В 1948 г. газета была возрождена в Ольденбурге – сперва под названием «Мемельский циркуляр» («Memeler Rundbrief»), с 1950 г. издавалась под прежним названием. В 1949 г. был основан бюллетень «Мы, восточные пруссаки» («Wir Ostpreußen»), преобразованный в 1950 г. в газету восточнопрусского землячества «Восточнопрусский листок» («Das Ostpreußenblatt»). Он много лет выходил под этим названием, пока в 2003 г. не был переименован во «Всеобщую прусскую газету» («Preußische Allgemeine Zeitung»).

Вся эта многообразная деятельность была в целом полезной для науки. Но поначалу она часто воспринималась негативно в Польше и СССР, к которым отошли восточнопрусские земли. Её нередко рассматривали как составную часть «остфоршунга», в котором видели проявление реваншизма.^[67] Даже в конце «холодной войны» советская историография интерпретировала в подобном духе взгляды ряда видных немецких археографов, упоминаемых далее — К. Форстройтера, В. Хубача, Э. Машке, Х. Крольмана, Э. Вейзе, П. Г. Тилена.^[68]

Польская наука[править | править код]

Польские учёные также не остались в стороне от прусской тематики. В своих работах они стремились обосновать справедливость послевоенного территориального переустройства, доказывая польский по преимуществу характер территорий, доставшихся Польше от бывшей Пруссии. Специалисты, занятые археографическими работами, были связаны в основном с двумя центрами — Ольштыном и Торунем. Ещё в 1943 г., во время гитлеровской оккупации, польские учёные, работавшие до войны в Дзялдовском повете (отошёл к Польше от Восточной Пруссии в 1920 г.), создали на территории Генерал-губернаторства подпольный Мазурский институт. Его задачей они считали научную подготовку материалов, которые облегчили бы впоследствии управление бывшими германскими территориями после перехода их под контроль польских властей. Институт, заручившийся в 1944 г. поддержкой Люблинского правительства, был официально открыт в Ольштыне в 1945 г. и приступил к многоплановым исследованиям края.^[69] В последующие десятилетия он претерпел ряд преобразований, а с 2018 г. действует как Северный институт им. Войцеха Кентшинского в Ольштыне (Instytut Północny im. Wojciecha Kętrzyńskiego w Olsztynie). Институт работает в тесном контакте с другими польскими научными учреждениями и вузами, поддерживает широкие международные связи.^[70] С 1957 г. он выпускает журнал «Мазурско-Варминские сообщения» (Komunikaty Mazursko-Warmińskie), на страницах которого был введён в оборот ряд ценных письменных источников. Тематика публикаций не ограничивается восточнопрусскими уездами, отошедшими к Польше, но затрагивает и вопросы общепрусской истории, включая и территории, отошедшие к России.^[71]

Другим важным центром прусских исследований в послевоенные годы стал Торунь. В 1945 г. вновь приступило к работе Торуньское научное общество, понесшее большие потери в военные годы (оно было распущено немецкими оккупационными властями, его члены подвергались репрессиям и частью были уничтожены, а имущество и библиотека изъяты). Обществу были возвращены его собрания, возобновился и выпуск его «Исторических записок». Тематика краеведческих публикаций общества, выходивших в послевоенное время, поначалу касалась в основном территорий, отошедших к Польше, но постепенно они стали затрагивать и проблемы общепрусской истории. Сегодня организацию возглавляет польский медиевист д-р Анджей Радзиминский.

В том же году в городе был учреждён Университет Николая Коперника, который со временем превратился в признанный центр по изучению прусской истории. В 1946 г. в структуре его исторического факультета был создан Институт истории и архивистики. Он внёс и продолжает вносить значительный вклад в изучение прошлого края. Его сотрудники активно участвуют в археографических работах.^[72]

Археографические работы, связанные с краем и развернувшиеся в Польше в те годы, в известной мере напоминали аналогичные издательские проекты, осуществлявшиеся в послевоенной Силезии. Польские историки и археографы рассматривали их как необходимую предпосылку к историографическому освоению региона. В то же время они выступали как элемент явного или скрытого соперничества с западногерманскими учёными в доказывании исторических прав на эти земли. Такая установка, впрочем, отчасти восходила ещё к традициям польской историографии XIX в.^[73]

В 1970 г. ФРГ подписала с СССР и с Польшей договоры, подтвердившие польско-германскую границу по Одеру и Нейсе. Это послужило разрядке напряжённости в Европе и улучшило условия для международного научного сотрудничества. Поэтому в Польше отношение к изучению прусской проблематики и публикации соответствующих исторических источников постепенно меняется. В 1972 г. была создана существующая и поныне Совместная германско-польская комиссия по школьным учебникам (Gemeinsame Deutsch-Polnische Schulbuchkommission),^[74] в которую вошли видные историки и географы обеих стран. Оживляются и контакты в рамках академической науки, что способствовало расширению публикаций, участию польских учёных в подготовке различных изданий совместно с немецкими коллегами и т. п. Но доступ немецких специалистов к польским архивам открылся не сразу. Клаусу Конраду, одному из археографов, работавших над продолжением сборника Preußisches Urkundenbuch, лишь в 1984 г. было разрешено посетить архивы Торуня и Гданьска.^[75] Однако постепенно взаимное доверие сторон укрепляется, контакты такого рода налаживаются.

После потепления польско-западногерманских отношений к освоению прусского архивного наследия подключается ещё одна польская организация, правда, заграничная — Польский исторический институт в Риме. Он был создан ещё в 1945 г. по инициативе и на средства польской эмиграции (существовал до 2003 г.).^[76] Его сотрудники сыграли видную роль в издании прусских исторических источников XVI в. (см. ниже).

Советская наука[править | править код]

Влияние идеологических факторов на политику исторической памяти[править | править код]

В отличие от Польши, в СССР почти до самого конца советского режима проводилась совсем иная политика исторической памяти применительно к бывшим восточнопрусским территориям.^[77] Ситуация в Калининградской области, а во многом и в Литве, оказалась крайне неблагоприятна как для историко-краеведческих исследований, так и для издания письменных источников.

Ситуация в послевоенной советской археографии[править | править код]

Такое положение объяснялось в первую очередь общим состоянием советской археографии (и исторической науки в целом) в середине XX в. Как известно, к этому времени были утрачены многие достижения, присущие ей в дореволюционный период. До 1917 г. в стране, несмотря на недостаточное финансирование, работало довольно много историков, занятых изданием архивных материалов, действовали исторические общества при университетах, набирало силу краеведческое движение. В большинстве губерний функционировали губернские учёные архивные комиссии – пусть и созданные по инициативе правительства, но внесшие немалый вклад в публикацию источников. В результате к 1917 г. страна подошла с солидным археографическим «багажом». Однако в 1918—1919 гг. губернские архивные комиссии были распущены. В 1920-х гг. прекратило действовать и большинство исторических обществ. Затем последовало печально знаменитое «академическое дело», жертвами которого стали многие учёные старой школы, занимавшиеся изданием источников. В 1930-х гг. прекратила работу Историко-археографическая комиссия при Академии наук СССР. Краеведческое движение, пережившее в 1920-е гг. недолгий расцвет (научное руководство им вела Академия наук), в следующем десятилетии подверглось жестокому разгрому, от которого, по сути дела, не оправилось и десятилетия спустя.^[78]

Кроме того, имели место крайняя политизация архивного дела в СССР и многолетнее подчинение архивного ведомства органам внутренних дел (1938–1960), когда архивы оказались практически засекречены. Рамки этой секретности были весьма широки и зачастую толковались произвольно.^[79] Положение усугубляли «макулатурные кампании» в архивах и репрессии среди самих архивистов.^[80] Постоянное ужесточение идеологической цензуры привело к сильному ограничению дозволенных для исследования тем.

В результате, даже несмотря на некоторое смягчение условий для общественных наук начиная с середины 1950-х гг. и воссоздание Археографической комиссии Академии наук (1956), условия для эдиционных работ в стране оставались тяжёлыми. По оценке московского историка В. П. Козлова, в Советском Союзе существовало не менее 14 рубежей экспертизы научных трудов, включая документальные публикации даже периода феодализма. Каждый из этих рубежей носил преимущественно идеологический характер, тормозя получение научного знания.^[81] Из-за крайней идеологизации исторической науки в СССР при отборе источников для публикации доминировал подход, связанный с узкоконъюнктурным представлением об «актуальности» тех или иных изданий. В одной из установочных статей такого рода советский историк Г. Я. Сергиенко указывал на критерии, на основе которых должна была избираться тематика документальных публикаций. К ним относились: полное соответствие идеологии марксизма-ленинизма; безусловная согласованность с политикой КПСС; практическое значение для дальнейшего развития марксистско-ленинской теории, исторической науки и идеологической работы КПСС; использование документов в современной идеологической борьбе на международной арене; возможность широкого распространения и плодотворного использования в интересах народного хозяйства и образования; передача положительного опыта построения социализма и коммунизма в СССР в братские социалистические страны.^[82] Наряду с ними автор упоминал, правда, и такие требования, как оригинальность и новизна постановки вопроса в исторической науке, степень и методологическая правильность разработки темы в научной литературе и научная ценность документов, предназначенных для публикации.^[83] Но эти принципы играли явно подчинённую роль по сравнению с идеологическими постулатами. Принцип партийности в археографии рассматривался как ведущий и позднее, даже уже в период «перестройки» и гласности.^[84]

Из-за столь одностороннего подхода в советской археографии абсолютно преобладали публикации, освещавшие послеоктябрьский период,^[85] а материалы досоветской эпохи зачастую издавались для решения текущих идеологических и внешнеполитических задач.^[86] Причина была, разумеется, не только в том, что от XX столетия сохранилось гораздо больше бумаг, чем от предшествующих веков. Документальные издания должны были изображать послереволюционную историю страны как путь от победы к победе под руководством КПСС.

Издание же источников досоветской эпохи резко сократилось. Особенно пострадала в этом отношении актовая археография: её объём так и не вернулся к дореволюционному уровню, не было завершено и большинство издательских серий, выпуск которых оборвался после революции.^[87] Почти не выпускались полноценные корпусные издания и по отдельным территориям, поскольку в этом легко было усмотреть проявления национализма, сепаратизма или чего-либо подобного.^[88] Крайне редко выходили и сборники документов по истории отдельных городов, да и в них количество собственно архивных источников было невелико, причём преобладали опять-таки документы советского времени.

Присоединённые территории как объект исторического изучения[править | править код]

Упомянутые проблемы, присущие советской исторической науке в целом, усугублялись крайне негативным отношением к прежним хозяевам бывшей Восточной Пруссии. Это касалось в первую очередь Калининградской области. Несмотря на заявления советской пропаганды о том, что её территория – это «исконно славянские земли», довоенное прошлое края обычно априори рассматривалось в основном как чуждое, враждебное и «опасное».^[89] В нём были отдельные эпизоды, получившие официальное признание – например, жизнь и деятельность И. Канта. Но в целом внимание к этой истории, к оставшимся следам материальной культуры не приветствовалось.^[90] Калининградский историк Ю. В. Костяшов писал по этому поводу: «Коммунистам не впервой было начинать историю с «чистого листа». У себя дома они взорвали и разорили тысячи храмов, сбросили с пьедесталов множество памятников, торговали шедеврами искусства из главных музеев страны, зачеркнули собственную историю до 1917 года. Тем более им не было никакого дела до тевтонского замка, немецкой кирхи или прусского кладбища. Запрет на довоенное прошлое был привлекателен для чиновников ещё и потому, что не требовал от них ни образования, ни знания иностранных языков, ни интеллектуальных усилий, то есть качеств, которых так не хватало сталинским кадрам».^[91]

Идеологические установки такого рода не могли не сказаться и на отношении к истории края в профессиональной среде. В дореволюционной русской литературе история Пруссии была изучена весьма фрагментарно. Общественный интерес к ней сперва удовлетворялся в основном переводными работами.^[92] С конца XIX вв. стали появляться некоторые немногочисленные, но очень основательные оригинальные труды русских учёных, в которых анализировались исторический опыт Пруссии и отдельные источники, связанные с этим краем.^[93] Однако после революции эта тематика не была популярна в советской науке – возможно, по причине того, что историческая Пруссия рассматривалась преимущественно как носительница реакционных и милитаристских традиций. Вторая мировая война лишь усугубила такое отношение к ней.

В самой Калининградской области даже робкие попытки популяризировать её досоветскую историю и рассказать об уцелевших памятниках культуры обычно жёстко пресекались. Так, два путеводителя по области, в которых содержалась такая информация,^[94] были негласно изъяты из библиотек и из продажи вскоре после их выхода в свет.^[95] Сколько-нибудь достоверные сведения по историко-краеведческой тематике широкая публика могла почерпнуть разве что из немногочисленных книг, выпущенных за пределами области.^[96] Но при ознакомлении с краем в рамках организованного туризма такую информацию тоже избегали распространять.^[97] «При планировании тематики экскурсий, – пишет современный исследователь, – также требовалось неукоснительно придерживаться строго обозначенных императивов в рамках господствующей идеологии. Прежде всего это касалось истории Калининградской области. Всё, что относилось к довоенному периоду региона, не подлежало рассмотрению».^[98]

Некоторое представление о досоветской истории края давала также экспозиция Калининградского историко-художественного музея. Однако вплоть до конца 1980-х гг. эта тема была в ней представлена крайне фрагментарно из-за постоянного идеологического давления партийных органов. В результате имеющаяся коллекция была весьма бедна экспонатами, время на их сбор оказалось упущено. Материалов по истории, экономике, быту, культуре, науке Восточной Пруссии в фондах музея было очень мало.^[99]

Калининград, бывшее здание Народной школы имени Христиана Крауса и Теодора Гиппеля (Kraus- und Hippelschule), построено в 1909–1910 гг. В нём был размещён исторический факультет Калининградского университета (ныне в составе Института гуманитарных наук БФУ им. И. Канта).

Углублённое же изучение досоветского прошлого края проводилось в весьма ограниченных рамках. Были дозволены исследования по истории древних пруссов, истории войн, революционного движения и некоторым другим проблемам. Но в целом подобные работы были немногочисленными. А внутренняя история Пруссии в орденский период и в Новое время освещалась в литературе и того реже. При этом в самом Калининграде долгое время отсутствовали как объективные, так и субъективные предпосылки для развёртывания полноценных исторических исследований. В 1947 г. в городе был образован педагогический институт, где с 1948 г. велась подготовка учителей-историков. Но в 1965 г. набор на специальность «История» был прекращён. Формальной причиной был объявлен переизбыток учителей истории учителей истории (что было справедливо лишь для Калининграда, но не для области в целом). Реальная же подоплёка заключалась в конфликте между администрацией вуза и студентами, недовольными произвольной заменой декана. В 1966 г. институт был преобразован в университет, но обучение по историческим специальностям возобновилось лишь в 1974 г. на историко-филологическом факультете. Самостоятельный исторический факультет был образован в 1979 г. Восстановление подготовки специалистов по данному профилю было связано с большими трудностями в привлечении квалифицированных кадров, обеспечении библиотеки научной и учебной литературой.^[100] Ясно, что все эти события не способствовали складыванию в вузе историко-краеведческой научной школы.

Установка на замалчивание подавляющего большинства событий местной довоенной истории не предполагала и публикации соответствующих источников. Правда, в 1961 г. Министерство просвещения РСФСР издало приказ «Об усилении краеведческой работы в школах и издании краеведческих пособий для школ», а с 1966/67 учебного года краеведение было включено в школьные программы по истории в IV и VII—X классах. С 1971 г. курс исторического краеведения вводится на исторических факультетах педагогических институтов.^[101] Однако всё это почти не оказало влияния на ситуацию в науке.^[102] В итоге вплоть до конца 1980-х гг. в вузе практически не уделялось внимания изучению досоветского прошлого края (за исключением древнепрусского периода).

Кроме того, Калининградская область до начала 1990-х гг. была закрытой для большинства иностранцев территорией. Зарубежные (в особенности западногерманские) историки почти не получали информации о положении дел в ней и не имели возможности установить контакты с тамошними коллегами.^[103]

Поэтому практически все серьёзные научные труды по этой тематике были подготовлены иногородними специалистами и выходили в свет за пределами региона. Единичные работы такого рода, появившеся в первые послевоенные годы, остались малодоступны читателям и порою также имели драматичную судьбу.^[104] В период «оттепели» тоже изредка выходили исследования на эти темы.^[105] С усилением идеологического контроля за исторической наукою изучение этой проблематики вновь затрудняется.^[106] Лишь во второй половине 1980-х годов ситуация для изучения прусской истории в России делается более благоприятной.^[107]

Несколько иначе обстояло дело в Литовской ССР. Её историки, обращаясь к восточнопрусской тематике, хотя и освещали её, делая акцент на союзе литовцев и славянских народов,^[108] но в то же время стремились в какой-то мере продолжить традицию прежней историографии, учесть и довоенную литературу, и достижения западногерманских учёных. Внутренняя история Пруссии получила освещение разве что в работе П. Пакарклиса «Очерк государственного строя Тевтонского ордена».^[109] Основное же внимание уделялось традиционной проблеме противоборства Литвы с Тевтонским орденом.^[110] Рассматривалась также история литовского населения в Пруссии, включая территорию позднейшей Калининградской области.^[111]

Но в целом интерес к указанным сюжетам не поощрялся. И если прошлое Мемельского (Клайпедского) края всё-таки считалось неотъемлемой частью литовской истории, то для населения Калининградской области местная история начиналась, как правило, с 1945 года.

Отношение советских археографов к прусской тематике[править | править код]

Общее состояние советской археографии и сугубо негативное отношение партийных идеологов к довоенной истории бывшей Восточной Пруссии не могли не сказаться и на постановке эдиционной работы, тематически связанной с краем. Несмотря на это, отдельные усилия в указанном направлении предпринимались. Ещё в 1950-х гг. известный советский историк В. Т. Пашуто издал некоторые юридические памятники орденской Пруссии (см. ниже). По инициативе того же учёного в Институте истории СССР был создан Сектор истории древнейших государств на территории СССР (1970). Одной из его задач стало издание соответствующих исторических источников, что теоретически открывало дорогу и документальным публикациям по истории Пруссии.^[112]

В 1970-х гг. советские историки и археографы обсуждали идею создания Корпуса древнейших источников по истории народов СССР. Научной общественности был представлен проспект такого свода, причём прибалтийские территории были изначально оставлены за его рамками. Корпус должен был включать две серии источников — нарративные (повествовательные) и правовые, причём предполагалось использовать для издания и рукописные материалы. В 1972 г. на совещании археографов в Москве происходило обсуждение этого проекта. Латышским историком Т. Я. Зейдом уже тогда был поставлен вопрос о публикации материалов, относящихся к Прибалтике, включая и прусский её ареал.^[113] Однако указанные рекомендации так и не были учтены, хотя намеченная учёными программа^[114] оказалась в итоге весьма обширной. Причина, по всей видимости, была чисто идеологической. Она заключалась в нежелании лишний раз обращаться к источникам, освещавшим внутреннюю жизнь западных территорий страны до перехода их под власть Российской империи или до включения их в состав СССР. По этим же причинам десятилетиями, например, длилась пауза с публикацией документов Литовской метрики (прерванной в конце 1920-х гг.),^[115] или не завершалось многотомное издание «Akta grodzkie i ziemskie» — даже та его часть, что была подготовлена до войны польскими учёными, но осталась лежать в библиотеке Львовского университета.^[116]

Немного позднее (в 1978 г.) на Межреспубликанской конференции по источниковедению и историографии народов Прибалтики в Вильнюсе всё же был одобрен проект создания отдельного свода древнейших источников по истории народов Прибалтики. Несмотря на то, что средневековая балтийская цивилизация представляла собою целостное интерэтническое культурно-экономическое сообщество,^[117] «Прибалтика» при этом понималась узко — почти исключительно как обозначение Прибалтийских республик СССР. Ни Калининградская, ни тем более Ленинградская области РСФСР не фигурировали в этом контексте как предмет самостоятельного интереса. Но всё же в информации о будущем своде имелись и некоторые упоминания о прусских землях. Предполагалось в рамках упомянутого свода издать, в частности, некоторые средневековые прусские хроники (в оригиналах и в переводе на русский язык).^[118] Однако фактически упомянутый проект не был реализован в задуманном виде. В советское время успели, правда, выпустить «Хронику земли Прусской» Петра из Дусбурга в переводе на литовский язык.^[119] Несколько лет спустя вышло в свет собрание папских булл о крестовых походах против пруссов и литовцев (в оригинале и переводах на литовский язык), также осуществлённое на основе более ранних печатных изданий.^[120] Но о публикации неизданных ранее архивных документов по восточнопрусским территориям не было и речи.

В итоге источниковые публикации по прусской тематике в СССР почти отсутствовали. Исключения бывали единичны и не меняли общей картины. Примерами такого рода могут служить археографические работы В. Т. Пашуто, описания отдельных рукописных материалов, попавших из восточнопрусских собраний в советские библиотеки и архивы после Великой Отечественной войны (иногда с краткими выдержками из них) и некоторые другие (см. ниже). Но в целом данная тематика почти не была представлена в советской археографии — как в РСФСР, так и в Литве.

Период после 1990 г.[править | править код]

События рубежа 1980-х — 1990-х гг. существенно изменили ситуацию в науке. Объединение Германии сделало возможным привлечение историков из ГДР к изучению прусской тематики. Окончательное урегулирование германского вопроса привело к нормализации отношений ФРГ с европейскими соседями, оживлению международных научных связей,^[121] хотя добиться этого удалось не сразу.^[122] Но постепенно в СССР происходит ослабление идеологических и цензурных ограничений, а в 1990 г. был наконец принят демократический закон о печати. В советской исторической науке меняется и подход к понятию актуальности исследований. Так, известный московский византинист проф. С. П. Карпов критиковал широко распространённое в ней ранее «спрямлённое» понимание актуальности как способности откликаться на запросы современности, ища в прошлом прежде всего средства для решения насущных задач. Он подчёркивал, что актуальность обращена не только к запросам современности, но и к потребностям науки как таковой. Развивая свою мысль, учёный указывал и на важность археографических работ, потребность в публикации архивных источников западного происхождения. Так, он обосновывал необходимость издать многочисленные источники по истории итальянских колоний в Северном Причерноморье и на Кавказе, отложившиеся в архивах Венеции и Генуи.^[123]

Сходный пересмотр былых взглядов наблюдался и среди авторов, занимавшихся историей бывших прусских земель, что позволило начать непредвзятое изучение досоветского прошлого Калининградской области. Этот период её истории перестал замалчиваться, произошла «реабилитация» многих связанных с нею имён и событий. Одним из проявлений такой политики стали проведённые в 2005 г. торжества, посвящённые 750-летию Кёнигсберга-Калининграда. Десятилетиями отвергавшаяся и замалчивавшаяся досоветская история города стала осознаваться как важная и «престижная». Это мероприятие стало одним из многих подобных же коммеморативных празднеств, проходивших в субъектах Российской Федерации в новом столетии. Такие юбилеи давали возможность подчеркнуть особость и символическую значимость того или иного региона. Предпринимаются усилия и к тому, чтобы отчасти восстановить уцелевшие в области объекты довоенного культурного наследия.^[124]

Устанавливаются и связи российских учёных с их германскими, польскими и литовскими коллегами.^[125] Нередки, в частности, их контакты, которые осуществляются в форме научных конференций. Однако, как показала практика, диалог не всегда приводил к плодотворной дискуссии из-за неподготовленности аудитории. Материалы же конференций, даже проходящих в Калининградской области, печатаются гораздо чаще в ФРГ и Польше, нежели в России.^[126] Кроме того, распад СССР привёл к прекращению намеченных ранее работ по созданию упомянутого свода древнейших источников по истории народов Прибалтики, куда благодаря упразднению идеологической цензуры могли бы войти материалы по Калининградской области. Но всё же дальнейшее развитие исследований и научных связей, введение курсов по истории края в гуманитарных вузах создают условия для развёртывания археографических работ и в России.

Необходимой предпосылкой к этому стало и открытие российских архивных и библиотечных фондов, в которых хранилось документальное наследие бывшей Восточной Пруссии. Так, доступ к немецким документам в Государственном архиве Калининградской области открылся для исследователей на рубеже 1980-х — 1990-х гг., а их обработка и публикация сдерживаются нехваткой специалистов. Но всё же сегодня для их использования существуют лучшие условия, чем прежде.

Было начато сотрудничество калининградских архивистов с зарубежными коллегами. Оно помогло наладить обмен информацией об имеющихся фондах, приступить к публикации их обзоров, обеспечить консультации экспертов и т. п. Так, с 1991 г. было заключено долгосрочное соглашение с архивом в Ольштыне. В рамках этого соглашения неоднократно проводился обмен делегациями, опытом работы. Обе стороны оказали содействие друг другу в поиске документов по истории Пруссии до 1945 г. В то же время из-за отсутствия в областном архиве микрофильмирующего оборудования долгое время оставался нереализованным пункт соглашения, касающийся обмена микрокопиями документов довоенного периода на безвалютной основе.^[127] Более того, в структуре архива даже была ликвидирована специальная лаборатория, производившая данный вид работ с 1976 по 2003 г. Микрофильмирование материалов было возобновлено лишь в 2013 г. и продолжается до настоящего времени.^[128]

Были установлены и контакты с Тайным государственным архивом прусского культурного наследия, благодаря чему калининградский архив сумел получить ряд материалов в виде ксерокопий. Государственный архив Калининградской области стал коллективным членом Союза генеалогии Восточной и Западной Пруссии, начал сотрудничество с Комиссией по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель, а также Институтом им. Гердера.^[129]

При обращении к материалам архива выяснилось, что в нём хранится лишь сравнительно небольшое количество документов по досоветской истории края.^[130] В современном путеводителе по архиву учтено 32 фонда, содержащих немецкие документы. До 1945 г. они хранились в Государственном архиве Восточной Пруссии, включая материалы ряда организаций, действовавших на территории бывшей Восточной Пруссии по 1944 г., в том числе обер-бургомистра и магистра Кёнигсберга, Верховного президиума Восточной Пруссии, Палаты военного и государственного имущества, полицейских управлений, судов и других учреждений. Самый ранний из документов — рескрипт герцога Альбрехта о предоставлении привилегий Кёнигсбергскому университету от 18 апреля 1557 г.^[131] В общей сложности фонды досоветского времени составляют 1176 дел за 1557—1944 гг.^[132] Немецкие документы XVI—XX вв. частично обгорели, обуглились и истлели. Облгосархив предпринял их реставрацию. Эти работы проводились по новейшим методикам, разработанным ВНИИДАД, с использованием специальной бумаги японского производства из натурального шёлка.^[133]

В начале XXI в. стали постепенно возвращаться в научный оборот и другие трофейные прусские рукописные фонды. Так, в Российской государственной библиотеке наконец был открыт доступ для исследователей к таким материалам, благодаря чему сведения о них и описания некоторых манускриптов стали появляться в научной литературе.^[134]

Начиная с 1990-х гг. в России и Литве постепенно начинается и работа по созданию специальных исследовательских структур, призванных вести изучение истории края. Однако деятельность российских и литовских учёных в указанной сфере принесла разные результаты (см. ниже).

Современные проблемы, связанные с подготовкой изданий[править | править код]

Ситуация в Германии, Польше и Литве[править | править код]

Факторы, затрудняющие развитие археографии[править | править код]

Опыт XIX — середины XX вв. показал, что успехам прусской археографии способствовало взаимодействие трёх факторов. Первым из них была большая заинтересованность академических кругов, которые вели свою деятельность на базе учебных заведений (университет, гимназии), учёных обществ и исторических комиссий. Второй заключался в содействии широкой общественности. Это были многочисленные местные краеведы и лица, предоставлявшие документы для публикации (представители отдельных дворянских семейств, духовенство различных приходов и т. п.). Наконец, третий фактор состоял в поддержке издательских проектов на провинциальном и местном уровне. Такая поддержка предполагала обеспечение доступа к государственным и муниципальным архивам, прямое финансирование ряда изданий. Играло свою роль и введение курсов местной истории и географии в гимназические программы.

После второй мировой войны ситуация сильно изменилась. Значительная часть ценных источников утрачена. Уцелевшие архивы, правда, доступны для исследователей, но количество специалистов, занятых восточнопрусской тематикой, ощутимо снизилось. Прекратил работу Кёнигсбергский университет. Среди немцев, оставивших родные края, с годами по естественным причинам уменьшается и количество людей, чьи биографии были связаны с краем и которые заинтересованы в продолжении исследований и публикаций. Иначе обстоит дело на нынешних польских и отчасти литовских территориях, где жители ощущают себя связанными с этими землями, а местные учёные продолжают историко-краеведческие изыскания. Но в польской и литовской науке также ощущается нехватка специалистов, способных осуществлять крупные издательские проекты. К тому же литовская сторона подключилась к археографическим работам фактически лишь начиная с 1990-х гг. и ещё не успела накопить достаточного опыта в публикации материалов по истории региона. Издание прусских исторических источников требует больших усилий, а часто и согласованных действий различных публикаторов. Кроме того, во всех трёх странах чувствуется и недостаток финансовых средств, необходимых для подготовки новых изданий.^[135]

Таким образом, несмотря на успехи, сделанные археографией в послевоенное время, она встречает немало трудностей в решении своих задач.

В результате ожидание новых публикаций нередко затягивается на десятилетия. В особенности это касается многотомных корпусных изданий. Так, ещё в 1994 г. на конференции в Польше Б. Йениг сообщал о том, что имеются конкретные планы продолжить выпуск ключевого сборника документов «Preußisches Urkundenbuch» по 1382 г. включительно, то есть до конца правления орденского магистра Винриха фон Книпроде. Согласно данным, приведённым в том же докладе, предполагалось также продолжить издание сборника источников по истории Самбийского католического епископства. В своё время К. П. Вёльки и Г. Мендталь издали только три выпуска с актами за 1243—1385 гг. Но в 1385 г. история епископства не закончилась: как известно, до 1523 г. оно продолжало существовать как католическое, а до 1577 — как протестантское (после чего было объединено с еп. Помезанским). Таким образом, значительная часть его истории не получила отражения в археографии. За продолжение проекта взялся Ганс Шмаух (1887—1966), но из-за смерти последнего работа остановилась. Впоследствии эстафету приняла Бригитта Пошман, сотрудница Государственного архива в Бюккебурге (Нижняя Саксония). Планировалось, что она доведёт издание до 1417 г., когда епископская кафедра оказалась вакантной.^[136] Однако пока все эти планы ещё не реализованы. Сборник «Preußisches Urkundenbuch» так и остановился на 1371 г. (с 2000 г. новые тома с документами не выпускались, вышел только указатель к шестому тому, изданный в 2021 г.), а Б. Пошман скончалась в 2008 г., не успев издать ни одного нового выпуска по Самбийскому епископству. Последнее обстоятельство тем досаднее, что очень основательную работу по выявлению самбийских епископских грамот XIII—XVI вв. и изучению их палеографических и дипломатических особенностей ещё в 1920-х гг. провёл Э. Вейзе.^[137] В корпусной археографии имеются и другие заметные пробелы. Так, до сих пор не завершён выпуск важного для истории некоторых прусских городов многотомного издания по истории Ганзы, остановившийся в 1939 г. (см. ниже).

Проблема с продолжением начатых серий во многом обусловлена ещё и тем, что планируемые к публикации документы более поздних десятилетий, во-первых, гораздо многочисленнее, а во-вторых, рассеяны по большому количеству архивохранилищ. Например, в выпуске «Preußisches Urkundenbuch» за 1362—1366 гг. документы из Тайного государственного архива прусского культурного наследия составили только 36 %, а остальные были извлечены из других собраний.^[138]

Трудности встречает и реализация более ограниченных по задачам археографических проектов. Например, до сих пор не завершена публикация международных договоров Прусского герцогства (единственный том вышел в 1971 г.). Много лет ведётся подготовка критического издания прусских земских регламентов (Preußische Landesordnungen) XVI—XVIII вв., часть которых по сей день остаётся в рукописях. Этим занимались историки Эверхард Клейнерц и скончавшийся в 1993 г. Вернер Тимм; позднее работа перешла в руки Томаса Берга и Эрнста Манфреда Вермтера.^[139] Пока дело ограничивается исследованиями указанных памятников,^[140] но их тексты ещё не увидели света.

Международное сотрудничество и новые инициативы в подготовке источниковых публикаций[править | править код]

Несмотря на имеющиеся трудности, учёные разных стран продолжают работу. Этому способствует и привлечение к ней новых научных сил. Как уже сказано, с 1990-х гг. к археографической работе подключилась также литовская сторона. Важным условием её достигнутых и будущих успехов является поддержка зарубежных коллег, в первую очередь из Польши и ФРГ.

Для успешной подготовки изданий необходимы выявление новых источников и совершенствование эдиционной техники. Указанные проблемы неоднократно обсуждались в литературе. В наше время важное место в этой дискуссии занимают идеи и инициативы, выдвинутые в рамках международного сотрудничества. В конце минувшего столетия немецкие и польские учёные создали также Германо-польский круглый стол по изданию источников (Deutsch-Polnischer Gesprächskreis für Quellenedition, Niemiecko-polska grupa dyskusyjna do spraw edycji źródeł). Одно из центральных мест в его работе занимает публикация материалов по истории Восточной и Западной Пруссии.^[141] Проблемы их издания регулярно обсуждаются на его коллоквиумах. Прочитанные на них доклады позволяют судить о реализации эдиционных проектов и служат ориентиром для дальнейших археографических работ. Координаторами деятельности Круглого стола выступают д-р Гельмут Флахенэккер (ФРГ) и д-р Януш Тандецкий (Польша).

Торуньский университет с 2011 г. выпускает общепольский журнал по проблемам археографии «Искусство издания. Текстологические и эдиционные исследования» («Sztuka Edycji. Studia Tekstologiczne i Edytorskie»), на страницах которого обсуждаются и вопросы публикации прусских письменных источников.

В 2012 году Дитер Хекман опубликовал рекомендации по изданию немецкоязычных источников XIII—XVI вв. Они были им подготовлены с учётом опыта немецких археографов в целом (в частности, работ покойного Вальтера Хайнемайера и других учёных), а также специфики текстов, относящихся к прусскому ареалу.^[142]

Одной из мер, способных ускорить введение письменных источников в полноценный оборот и одновременно обеспечить своевременную научную критику, стало также размещение прусских документов в Интернет. Этот проект, получивший название «Virtuelles Preußisches Urkundenbuch», осуществляется Гамбургским университетом под руководством уже упомянутого Ю. Зарновского.^[143] Размещённые там материалы (в основном в форме регестов) охватывают как уже изданные прежде источники, так и те, что подлежат изданию в будущем. Собрание постепенно пополняется благодаря совместным усилиям специалистов: так, Дитер Хекман на общественных началах транскрибировал для этого около 450 грамот. В созданную базу данных включены средневековые документы (1140—1525) и даже некоторые материалы раннего Нового времени (1526—1616). Таким образом, её хронологические рамки существенно шире, чем в книжном издании «Preußisches Urkundenbuch». Этот опыт может быть с успехом использован и для подготовки других археографических публикаций.^[144]

Большое количество восточнопрусских документов в сканированном виде разместил на своём сайте Государственный архив в Ольштыне. Это даёт возможность изучать материалы и готовить к их возможному научному изданию специалистам из любой страны мира.

Ситуация в России[править | править код]

Факторы, затрудняющие развитие археографии[править | править код]

В отличие от Германии, Польши и Литвы, где успешно осуществляются эдиционные проекты по прусской тематике, российская археография пока не имеет больших достижений в указанной сфере. Не случайно в обзоре отечественной литературы по досоветской истории области, учитывающем труды после 2002 г., признавалось: «Оставляет желать лучшего источниковая составляющая региональной историографии истории Восточной Пруссии, в ней преобладают вторичные описательные работы, основанные на введённых ранее в научный оборот материалах».^[145]

Несмотря на то, что на территории Калининградской области сохранились лишь незначительные остатки досоветского документального наследия, часть из них могла бы быть введена в полноценный научный оборот. Это послужило бы накоплению опыта и стало бы шагом к развёртыванию дальнейших археографических работ, изданию материалов из других российских и зарубежных хранилищ. Однако пока существуют лишь единичные российские публикации архивных источников по восточнопрусской истории, да и те выходят в свет крайне редко. Дело осложняется не только нехваткой специалистов, но и тем обстоятельством, что сегодня российские библиотеки и архивы уделяют заметно меньше внимания (даже по сравнению с советским временем) систематическому научному описанию хранящихся у них рукописей. Между тем подготовка и издание таких описаний является необходимым подготовительным шагом к публикации самих архивных источников. Без них специалистам сложно узнать о том, какие материалы хранятся в соответствующих собраниях.^[146]

Это положение обусловлено в первую очередь тем, что в России почти отсутствуют или слабо выражены те факторы успеха, которые указаны выше (наличие достаточного количества специалистов, институциональной среды, широкая поддержка со стороны общественности, государственных и муниципальных властей). Как уже говорилось, в дореволюционной России такие факторы существовали, но затем либо вовсе перестали действовать (из-за роспуска учёных архивных комиссий и разгрома краеведческих организаций), либо их влияние существенно сократилось, как было с Археографической комиссией Академии наук. На рубеже 1980-х – 1990-х гг. положение в России начало постепенно меняться, однако характер и темпы этих перемен пока не привели к качественному изменению ситуации в целом.

Роль государственных организаций с конца 1980-х гг.[править | править код]

Перемены в общественной жизни страны на рубеже 1980-х и 1990-х гг. породили надежду и на пересмотр былой политики в указанной сфере. В обстановке гласности оживляется интерес учёных и общественности к прошлому края. Как уже указывалось, постепенно открывается доступ к архивным материалам. Было очевидно, что для серьёзных перемен в изучении местной истории необходимо создать собственный исследовательский центр — наподобие тех, что уже существовали к тому времени в Германии и Польше.^[147] Именно по такому пути вскоре пошла Литва, создав подобный центр в Клайпеде (см. ниже).

Советской науке такая практика в принципе тоже была знакома. Ещё в 1920-е гг. на волне краеведческого движения в некоторых областях страны учреждались научно-исследовательские институты, которые занимались изучением истории, географии и хозяйства своих регионов. Большинство из них было ликвидировано ещё до войны, однако некоторые продолжали функционировать. Вероятно, последним из них был Смоленский краеведческий научно-исследовательский институт (созданный в 1929 г. и просуществовавший до 1962 г.), который внёс заметный вклад в изучение края.^[148]

Так или иначе, этим опытом — и отечественным, и зарубежным — можно было воспользоваться. И действительно, в 1990 г. к недавно избранному президенту России Б. Н. Ельцину обратились представители научных кругов с предложением организовать в Калининграде «Балтийский институт». Его сотрудниками должны были стать семеро учёных из Москвы, Ленинграда и Калининграда, которые к этому времени занимались различными сферами жизни края (природой, археологией, историей, языком). Президент не поддержал этой инициативы, ссылаясь на отсутствие средств и существование в Калининграде университета. Он считал нерациональным содержать наряду с ним ещё и институт. В итоге в 1992 г. на историческом факультете Калининградского университета была создана кафедра истории Балтийского региона. Она успела подготовить ряд научных трудов о прошлом края и начать обучение студентов по данной специализации.^[149] Однако через 9 лет после создания кафедры констатировалось, что в этот период поддержка исследовательских и издательских проектов кафедры со стороны городских и областных властей носила весьма ограниченный характер, многое из задуманного (в том числе и по досоветскому периоду) осуществить не удалось.^[150] Ещё пять лет спустя отмечалось, что документальные публикации, выпущенные с участием кафедры и областных архивных учреждений, в основном ограничиваются материалами советского времени (с преимущественным вниманием к первому десятилетию существования области).^[151] А в 2006 г. упомянутую кафедру объединили с кафедрой специальных исторических дисциплин в кафедру специальных исторических дисциплин и региональной истории.^[152] Наконец, в 2012 г. все кафедры факультета объединили в кафедру истории, а позже вообще ликвидировали деление на кафедры. Обучение по историческим дисциплинам сегодня ведётся в рамках укрупнённого подразделения вуза – Института гуманитарных наук. Но отсутствие традиционной кафедральной структуры ставит под вопрос полноценную подготовку не только специалистов по местной истории, но и вообще выпускников со знанием немецкого и латинского языков, специализирующихся в области медиевистики и истории Нового времени. А без этого невозможно и серьёзное освоение местными силами досоветских фондов архива.

Таким образом, в настоящее время область формально не имеет ни научного, ни учебного центра, который занимался бы систематическим изучением многовековой истории края с учётом специфики последней.

Несмотря на это, в области всё же функционирует важное учреждение, которому принадлежит сегодня ведущая роль в подготовке источниковых публикаций. Это Государственный архив Калининградской области. Он уже в советские годы начал издание документов из своих фондов по истории региона^[153] и продолжил эту деятельность в дальнейшем.^[154] В наши дни он осуществляет пополнение своего собрания путём заказа копий с документов из российских архивов, освещающих историю края до и после 1945 г. Они образовали так называемый фонд пользования. К середине 2010-х гг. в нём были сосредоточены копии документов за период с 1453 по 2011 г., а содержащиеся в них сведения охватывали период с 1255 по 2011 г. Предполагается, что имеющиеся в фонде пользования копии документов отчасти восполнят информационные пробелы по истории Восточной Пруссии и Калининградской области, а также дадут возможность исследователям работать с этими материалами, не выезжая за пределы региона.^[155]

С 1998 г. архив выпускает сборник «Калининградские архивы. Материалы и исследования», который стал первым регулярным публикаторским и одновременно историко-краеведческим изданием. В обзоре источниковых публикаций, размещённых на страницах сборника, с сожалением констатировалось, что оригинальные документы по досоветскому периоду, написанные не на русском языке, в нём ни разу не печатались. Время от времени в нём появлялись лишь немногочисленные русские источники (см. ниже), прочие же материалы такого рода представляли собою переводы (с немецкого) уже изданных ранее документов. Высказывалось и пожелание осуществить обширную публикацию источников из досоветского прошлого края, расширив тем самым источниковую базу школьного курса по истории Западной России.^[156] Возможно, что по мере подготовки научных кадров в упомянутом сборнике станут публиковаться и архивные источники на других языках с русским переводом и необходимыми комментариями.

В области имеются ещё два культурных учреждения, в сферу деятельности которых также входит обращение к прошлому региона — Калининградский областной историко-художественный музей и Калининградский областной музей изобразительных искусств. Ими был подготовлен ряд изданий, связанных как с их собственными коллекциями, так и с более общими вопросами областной истории.^[157] Однако они также пока не издавали источниковых публикаций по истории края до 1945 года, которые включали бы архивные документы.

Что же касается Археографической комиссии Академии наук и её региональных отделений, то, как свидетельствуют данные об их публикациях,^[158] эти структуры не обращались к упомянутой тематике, и никаких данных об их подобных планах на будущее не имеется.

Роль краеведческого движения[править | править код]

Развитию археографических работ могла бы способствовать общественная поддержка на местах. Российское краеведческое движение, возрождённое на рубеже 1980-х и 1990-х гг., ставило перед собою поначалу целый ряд многообещающих задач. Однако весьма скоро оно столкнулось с большими экономическими трудностями. Советский (после 1991 г. — Российский) фонд культуры, учреждённый в 1986 г., поначалу оказывал широкую поддержку этому движению. Однако со сменою руководства (1993) фонд прекратил указанную помощь. Ситуация усугубляется несовершенством законодательства об общественных объединениях, которое препятствует эффективной работе таких организаций и получению ими поддержки со стороны. Трудности, испытываемые краеведческим движением, в значительной мере обусловлены также организационной и финансовой слабостью органов местного самоуправления. Из-за этих проблем многие появившиеся на местах организации распались.^[159]

Несмотря на заметные успехи, достигнутые с начала 1990-х гг., краеведческое движение до сих пор не преодолело последствия, которые имел разгром краеведения в 1930-х гг. Это касается и размаха, и тематики работ; не восстановлено и былое систематическое научное руководство такими работами со стороны Академии наук. Разрыв с этими традициями серьёзно сказывается на качестве публикаций. Для большинства книг и брошюр краеведческого характера (помимо уже отмеченного слабого освоения архивных материалов) характерны нулевой уровень копцептуальности, игнорирование достижений «большой» науки, отсутствие связей со смежными дисциплинами и должного интереса к современным методам исследования.^[160] В этом же ряду стоит обычно крайне ограниченное использование иностранных источников и литературы, что закрывает дорогу к сравнительно-историческим исследованиям.

Недооценка этих факторов видна и в программных документах краеведческого движения. Так, Комплексная долговременная программа Союза краеведов России «Краеведение»,^[161] несмотря на многообразие предусмотренных в ней направлений, не предусматривает ни научного издания письменных источников по локальной истории, ни создания обстоятельных трудов о прошлом отдельных населённых пунктов.

Отчасти проблемы, испытываемые краеведческим движением России, характерны и для Калининградской области. В регионе существует ряд краеведческих организаций, занятых, помимо прочего, проблемами исторического краеведения. В 1990 г. был создан Калининградский клуб краеведов, позднее возникли аналогичные организации в других городах области (Черняховске, Балтийске, Правдинске).^[162] На первых порах местным краеведам оказывал определённую помощь и Калининградский филиал Советского (Российского) фонда культуры.^[163] Местными краеведами выпускаются некоторые печатные издания — «Балтийский альманах», «Берега Анграпы», «Надровия»^[164] и другие. Периодически проходят краеведческие конференции, издаются книги и сборники статей по истории различных населённых мест области. На их страницах появляются интересные материалы о прошлом края, оригинальные и переводные. Но среди тех, что касаются досоветского периода, пока нет источниковых публикаций, подготовленных по архивным документам. Причина, очевидно, состоит в уже упомянутой нехватке специалистов.

Перспективы[править | править код]

В настоящее время в России отсутствуют специализированные научные центры, которые проводили бы комплексные историко-краеведческие исследования региона. Нет и программ, ориентированных на публикацию неизданных прусских материалов (например, в рамках упомянутой Археографической комиссии). В этих условиях введение источников в оборот остаётся занятием отдельных немногочисленных учёных, работающих преимущественно в Москве и Петербурге. Там же хранятся и основные документальные коллекции, связанные с историей Пруссии. При этом потенциальных исследователей и публикаторов в России отделяет от рукописных материалов двойной «барьер». Подавляющая часть текстов написана на немецком, а также на латинском языках, знание которых в стране распространено недостаточно. Кроме того, большинство немецких дореволюционных документов написано готическим курсивом (а многие старые печатные издания набраны фрактурой), что также затрудняет ознакомление с ними.

Несмотря на отмеченные проблемы, после 1990 г. российская археография Восточной Пруссии сделала некоторые шаги вперёд. Как показал опыт таких публикаций, наиболее заметные успехи были достигнуты в двух областях. Первая из них — освоение русских архивных материалов, связанных с историей прусско-российских отношений. Вторая — введение в оборот источников из заграничных собраний, которое происходило в рамках международного сотрудничества с участием российских исследователей.

Этот опыт может быть использован и в дальнейшем. Один из реальных путей, позволяющих преодолеть отставание археографических работ в России, связан с сосредоточением усилий на отдельных «участках» исследований. Это, например, подготовка работ с документальными приложениями по истории небольших населённых пунктов Калининградской области, по которым сохранились источники, но которые не удостоились пока монографических исследований. При их написании может быть использован существующий опыт немецких и польских авторов; не исключено и привлечение к их созданию зарубежных учёных. Впоследствии такие работы могли бы стать образцом для более крупных публикаций. В более отдалённой перспективе постепенное накопление опыта дало бы возможность российским учёным включиться в процесс издания источников на равных с иностранными коллегами.

Археография края в целом[править | править код]

Поскольку между Западной и Восточной Пруссией всегда существовали оживлённые связи, то многие письменные источники, освещающие прусскую историю, касаются обеих частей бывшей Пруссии. Соответственно и многие издания, которые будут рассмотрены в настоящем разделе, зачастую имеют общепрусский характер, охватывая как Восточную, так и Западную Пруссию (а для периода Нового времени — отчасти и Бранденбургско-Прусское государство в целом). Ниже представлены публикации наиболее важных категорий источников, однако не ставится задача продемонстрировать весь репертуар последних. При этом необходимо учитывать, что их классификация, приводимая далее, условна, поскольку многие письменные памятники по своему характеру и содержанию не могут быть отнесены исключительно к какой-то одной группе. Обзор не претендует на исчерпывающую полноту. За его рамками остаются, в частности, созданные в Пруссии тексты религиозного и беллетристического содержания, которые также довольно широко представлены в местной рукописной традиции.

Основные категории археографических изданий[править | править код]

Наиболее заметное место в прусской археографии принадлежит многотомным изданиям летописей, актов и писем. Помимо них, было выпущено немало иных источников разного характера и объёма. Среди сборников встречались разные типы изданий: пофондовые, тематические, публикации документов одной разновидности (например, международные договоры Тевтонского ордена, протоколы заседаний прусских правительств) или одного лица (например, письма прусских герцогов). Но в целом преобладали тематические сборники по разным вопросам.

Хроники и другие нарративные источники[править | править код]

Летописные источники общепрусского значения были опубликованы преимущественно в известном собрании «Scriptores rerum Prussicarum». Первые пять его томов (1861—1874) подготовили М. Тёппен, Т. Хирш, Э. Штрельке.^[165] Много позже, в 1964 г., была завершена работа над шестым и седьмым томами серии.^[166] Шестой том, подготовленный У. Арнольдом и В. Хубачем, четыре года спустя вышел в свет,^[167] но седьмой том пока так и не издан.

Критическое издание одной из ранних прусских хроник подготовил в своё время историк Войцех Кентшинский. Оно вышло в известной серии «Исторические памятники Польши» («Monumenta Poloniae historica») ^[168] В этом же томе серии им были опубликованы житие и легенды о деяниях святого Адальберта, который осуществлял проповедь Евангелия в этой земле и погиб в ходе своей миссии. В них отражён ранний этап христианизации пруссов.^[169] Тот же учёный издал хроники Оливского монастыря, проливающие свет на события XIII – первой половины XVI вв.^[170] Изданные Кентшинским памятники ранее были известны науке, но выходили в свет в неисправных изданиях. Подготовленные им публикации были осуществлены на критической основе и с учётом вновь разысканных рукописей.

Уже в наши дни увидело свет научное издание хроники гохмейстерского капеллана Андреаса Зантберга (первая половина XV в.).^[171] В этом источнике представлена история конфликта Тевтонского ордена с местными сословиями, объединившимися в Прусский союз и затем вступившими с властями в Тринадцатилетнюю войну.

В епископстве Вармийском (см. ниже) сложилась собственная летописная традиция. Местные хроники XIV—XVII вв. были изданы К. П. Вёльки и И. М. Зааге.^[172]

Некоторые хроники, начиная с XVI в., удостоились отдельных изданий. Это прежде всего написанная в период между 1517 и 1521 гг. «Прусская хроника» Симона Грунау; издание осуществили М. Перльбах, Р. Филиппи и П. Вагнер.^[173] Такое же название имело сочинение Лукаса Давида (1503—1583), начатое в 1573 г. Его подготовил к публикации и издал Э. Хенниг.^[174]

Христиан Крольман издал автобиографию военачальника и государственного деятеля XVI—XVII вв. графа Фабиана фон Дона, включив в книгу также документы 1589—1612 гг., касавшиеся прав бранденбургского курфюрста на прусский герцогский престол.^[175]

Среди нарративных источников более позднего времени существует подробное описание Пруссии, составленное в середине XVIII столетия А. Г. Луканусом. Его труд долгое время оставался в рукописи и лишь более чем полтора века спустя был издан упомянутым обществом «Мазовия» в двух частях.^[176] В этом источнике содержатся ценные сведения о Пруссии в целом, а также систематизированное её описание по отдельным амтам и городам — как в Прусском королевстве, так и в Королевской Пруссии, то есть в пределах Речи Посполитой. Как это нередко бывало, публикаторами этого описания стали люди разных профессий: если Г. Зоммерфельдт был профессиональным историком (им была написана вступительная статья к изданию), то К. А. Мачковский — адвокатом, а Э Холлак — археологом-любителем.

После 1990 г. в России были изданы на русском языке тексты четырёх прусских хроник. Первая из них — уже упомянутая «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга, переведённая и подготовленная к изданию В. И. Матузовой.^[177] Эта книга имеет большую значимость для научных и учебных целей, она была высоко оценена в профессиональной среде, хотя рецензентами высказывались и критические замечания.^[178] Но, как указывает сама исследовательница, публикация основана на имеющихся печатных изданиях; неизвестных прежде списков, которые дополняли бы историю текста и давали бы новые чтения, к моменту подготовки книги не было выявлено.^[179] Другой прусский летописный памятник — «Новая прусская хроника» Виганда из Марбурга (кон. XIV в.).^[180] К сожалению, это издание не только не ввело в оборот каких-либо новых архивных материалов, но и оказалось издано на крайне низком уровне и было оценено как непригодное для научных целей.^[181]

Совершенно иной характер носит русское издание источника середины XV в., подготовленное томским медиевистом А. С. Котовым. Это Первое продолжение Старшей хроники великих магистров. Памятник переведён на русский язык и подробно прокомментирован.^[182] Неизданных списков книга в оборот не вводит, однако её можно признать вкладом в критику текста. В ней с позиций современной науки проанализирована рукописная традиция источника и, что особенно важно, для комментариев использованы многочисленные неопубликованные документы из Тайного государственного архива прусского культурного наследия.

В Государственной публичной исторической библиотеке (Москва) отечественными специалистами был обнаружен небольшой манускрипт, хранившийся ранее в Государственном архиве в Кёнигсберге. Это стихотворная хроника под названием «Новое стихотворение о недавней войне в Пруссии», повествующая о войне между Тевтонским орденом и Польшей в 1519—1520 гг. и датируемая 1520 г. К сожалению, её публикация не привела к полноценному введению памятника в научный оборот: оригинальный немецкий текст не был издан, увидел свет лишь его русский подстрочник.^[183]

Акты и документы общеполитического характера[править | править код]

Данной категории источников было посвящено несколько многотомных сборников. Это прежде всего подготовленный И. Фойгтом «Codex diplomaticus Prussicus»,^[184] который охватывает документы с начала XIII по начало XV вв. Ещё один заметный шаг был сделан Максом Перльбахом, который издал обширный сборник регестов по прусской истории до конца XIII в.^[185]

Тем же Перльбахом и другими учёными во второй половине XIX — начале XX вв. были предприняты большие усилия по поиску и выявлению относящихся к Пруссии материалов в германских и зарубежных (Англия, Царство Польское, Италия, Мальта, Швеция и др.) архивах и библиотеках. Эти и другие работы стали необходимой предпосылкою к появлению корпусного издания «нового поколения» — сборника «Preußisches Urkundenbuch», в который вошли документы начиная с 1140 г. Его выпуск, к которому приступили в 1882 г., продолжается уже более столетия и пока не завершён; в уже опубликованных томах содержатся акты по 1371 г.^[186]

Согласно первоначальному плану, это издание предполагалось разбить на четыре серии. Первую должны были составить документы «политического» характера, охватывающие край в целом до конца орденской эпохи (1525). Вторая серия, в шести томах, посвящалась источникам по истории четырёх прусских епископств (Кульмского, Помезанского, Вармийского и Самбийского) и некоторых монастырей Помереллии (в Оливе, Царновице (совр. Жарновец), Пельплине и Цуккау). В третью серию должны были войти документы, отражающие внутреннюю историю отдельных орденских комтурств. Её предполагалось издать в 5 томах, из них четвёртый и пятый должны были включать источники по восточнопрусским территориям (комтурства Бальга, Бранденбург, Кёнигсберг, Рагнит, Мемель). Наконец, четвёртая серия посвящалась документальному наследию отдельных прусских городов.^[187]

В дальнейшем эта впечатляющая программа была реализована лишь частично. Трудности в её осуществлении были многообразны. Давали себя знать распылённость источников, нехватка финасовых средств и научных сил. В первой («политической») серии первая часть первого тома вышла в 1882 г., тогда как появления второй части, охватившей источники до 1309 г., пришлось ждать 27 лет. Подготовка издания оказалась крайне трудоёмким делом. Так, во второй части первого тома источники из Государственного архива в Кёнигсберге составили только половину (314 номеров из 622). Остальные были извлечены из многочисленных собраний различных стран. Для этого были использованы архивы и библиотеки 53-х городов Германии, Австро-Венгрии, Италии, Англии, Швеции, Дании и Российской империи (Рига, Митава).^[188]

Некоторые проблемы носили методологический характер. Уже на ранней стадии подготовки стало ясно, что деление документов на «политические» и прочие является довольно искусственным. По мнению М. Перльбаха, в строгом смысле слова политическими можно было бы считать документы, отражающие отношения прусских земель с императорами и папами, с соседними государствами и со всей совокупностью подданных. Но их трудно строго отграничить от многочисленных источников, связанных с положением церкви, отдельных общин и землевладельцев, получавших различные привилегии и грамоты на имения. Исключение же таких материалов из первой серии существенно обеднило бы картину, особенно для начальных десятилетий орденского господства в крае. Перльбах полагал, что «политическими» прусские акты стали только после переноса штаб-квартиры Тевтонского ордена в Пруссию и присоединения Помереллии, то есть с 1309 г. До этого же прусские земли представляли собою не политический субъект, а лишь объект управления.^[189] Критика Перльбаха, видимо, была учтена, и в итоге начиная со второй части первого тома составители отказались от данного термина.

Издание второй серии, посвящённой церковным учреждениям края, в основном было реализовано, хотя и растянулось во времени (см. ниже). Были изданы также отдельные сборники по истории некоторых прусских городов, хотя при их публикации никак не отмечалась их связь с общей археографической программой. Хуже всего обстояло дело с выпуском третьей серии, посвящённой истории отдельных административных единиц Пруссии в орденский период: к её изданию так и не приступили.

Поскольку первые века прусской государственности неразрывно связаны с Тевтонским орденом, то большое значение для археографии имел выпуск целого ряда обширных документальных собраний по его истории. Первым таким изданием стал сборник, составленный по берлинским материалам Эрнстом Штрельке. Он охватывает документы по всем регионам (в Азии и Европе), где располагались орденские владения. Два раздела книги посвящены Пруссии и Ливонии. Кроме того, в сборник вошли документы об отношениях ордена с папой и императором. Безвременная кончина помешала историку завершить работу, издание подготовил к печати его коллега Филипп Яффе (1819—1870).^[190] Позднее графом Э. Г. фон Петтенеггом был опубликован сборник регестов по истории Тевтонского ордена из Центрального орденского архива в Вене.^[191] Они затрагивали и прусский этап его истории. Но аналогичной публикации по собственно прусским материалам пришлось ждать ещё более 60 лет. И только после второй мировой войны вышли в свет регесты из бывшего Кёнигсбергского архива Тевтонского ордена за 1198—1525 гг. Они были подготовлены Э. Иоахимом и В. Хубачем на основе документов, находившихся в вышеупомянутом Государственном архивохранилище в Гёттингене.^[192]

В наши дни эта работа была продолжена: Ю. Зарновский и ряд других археографов подготовили дополнительный трёхтомный сборник регестов на основе нескольких орденских фолиантов из Тайного государственного архива прусского культурного наследия.^[193] Ещё одно собрание посвящено отчётам, которые направляли прокураторы Тевтонского ордена в Римскую курию. За несколько десятилетий в Гёттингене вышло 4 тома, которые включают материал по 1436 г. включительно. Это ценное издание подготовили, сменяя друг друга, Курт Форстройтер, Ганс Кёппен и Бернхарт Йениг.^[194] К сожалению, работа над пятым томом, начатая Г. Кёппеном, оборвалась из-за кончины этого исследователя. Поэтому, несмотря на большие усилия немецких археографов, упомянутая серия пока остаётся незавершённой.^[195]

Большой интерес науки всегда вызывали личность и эпоха правления последнего орденского магистра в Пруссии и её первого светского герцога Альбрехта Гогенцоллерна. Э. Иоахим издал трёхтомник, в который вошли документы времён пребывания Альбрехта на посту магистра (1510—1525).^[196] Важный вклад в изучение его правления в качестве светского суверена внесла современная исследовательница Альмут Буэс, которая подготовила две источниковые публикации. Одна из них посвящена так называемым апологиям Альбрехта Прусского — его посланиям 1526—1534 гг. императору и другим европейским государям, в которых он обосновывал свои действия по проведению в Пруссии Реформации и преобразованию её в светское герцогство.^[197] Другая включает завещания Альбрехта 1560-х гг.^[198]

Вышеперечисленные издания являются важными дополнениями к сборнику Preußisches Urkundenbuch, особенно для периода начиная с 1370-х гг., по которому соответствующие тома пока не вышли в свет.

Макс Тёппен, ученик И. Фойгта, один из виднейших историков и археографов Пруссии второй половины XIX в. Портрет из книги: *Carstenn E.* Geschichte der Hansestadt Elbing. 2. Aufl. Elbing, 1937.

Уже упоминавшийся М. Тёппен в 1878—1886 гг. выпустил пятитомное собрание актов, принимавшихся съездами прусских сословий в XIII — первой четверти XVI в.^[199] Историческое епископство Вармийское в середине XV в. вышло из-под контроля ордена, но сохранило свою обособленность, оставшись полуавтономным образованием под протекторатом Польской короны. Епископы продолжали осуществлять и светскую власть на его территории.^[200]. Для этой территории соответственно значимы аналогичные акты сословных съездов Королевской Пруссии. Публикация упомянутых актов за 1479—1526 гг. была осуществлена в послевоенное время. Это многотомное издание, подготовленное силами Торуньского научного общества под руководством известных историков Кароля Гурского и Мариана Бискупа, стало крупным успехом польской археографии.^[201] Его хронологическим продолжением стала публикация протоколов Генерального сеймика Королевской Пруссии, начавшаяся уже в новом столетии. К настоящему времени изданы протоколы за 1526—1542 гг.^[202]

В 1970-х гг. обсуждался вопрос об издании корпуса средневековых печатей Пруссии, сохранившихся в Тайном государственном архиве прусского культурного наследия.^[203] Но этот план пока не реализован.

Ганс Дильман издал целый ряд источников Нового времени, важных для истории Пруссии, в частности, акты принесения присяги на верность прусским монархам за 1525—1737 гг.^[204]

Вкладом в прусскую археографию герцогской эпохи можно признать работы петербургского историка-германиста Т. Н. Таценко. Она описала коллекцию немецких документов XVI в., хранящихся в архиве Санкт-Петербургского института истории РАН. Часть из них отражает политику маркграфов Бранденбургских в качестве правителей Пруссии.^[205]

Для XVII столетия большую значимость имеет монументальная многотомная серия, посвящённая правлению бранденбургского курфюрста Фридриха Вильгельма I (1640—1688). Она распадается на три подсерии. Первая из них, в 14-ти томах, освещает общеполитические вопросы жизни Бранденбургско-Прусского государства. Её подготовили к печати Бернгард Эрдмансдёрффер, Теодор Хирш, его сын Фердинанд Хирш, Рейнгольд Броде и Макс Хейн.^[206] Вторая касается отношений короны с сословиями и включает пять томов. Три из них, посвящённых Прусскому герцогству, издали Курт Брейзиг и Мартин Шпан.^[207] Наконец, третья подсерия освещает проблемы внешней политики (см. ниже).

XVIII век также получил заметное отражение в археографии прусской истории. Историк Иоганн Пройс посвятил обширный труд жизни и правлению Фридриха Великого. Это издание включает и пятитомный сборник документов.^[208]

Очень большой материал по восточнопрусским территориям содержится в многотомном сборнике «Acta Borussica», включающем документы по истории Пруссии начиная с 1701 г. Его издание было начато известным экономистом Густавом Шмоллером и продолжено другими учёными. Поначалу собрание должно было включать материалы XVIII в. Оно составило в итоге 42 тома, вышедших в 1892—1982 гг., и состояло из двух тематических серий. Первая представляла собою хронологическое собрание документов за 1701—1786 гг. (вышло в 17 томах в 1894—1982 гг.). Вторая серия включала монографии по отдельным вопросам государственного управления (политика в области хлеботорговли, монетное дело, политика в сфере торговли, пошлин и акцизов, шёлкоткацкое производство, шерстяная промышленность), которые, впрочем, тоже содержали публикации многочисленных документов. Основная часть этого издания сейчас оцифрована и доступна в Викитеке.

После объединения Германии Берлинско-Бранденбургская академия наук решила продолжить эту традицию и осуществила издание собрания «Acta Borussica» за более поздний период. В него вошли в основном протоколы заседаний прусского правительства за 1817—1938 гг. в виде регестов. Сборник был опубликован в 12 томах в 2001—2004 гг. и также доступен сейчас в Интернет.

Издавались и содержательные сборники документов по отдельным вопросам внутренней жизни Пруссии. Например, Иоганнес Фойгт выпустил исследование об истории «Союза ящериц» («Eidechsenbund»), политического объединения прусского рыцарства. Этот союз стоял в оппозиции к Тевтонскому ордену в конце XIV — начале XV в. В книге имелось документальное приложение.^[209] Рудольф Штадельман представил процессы повторного заселения прусских территорий в XVIII в. (после чумы, свирепствовавшей в начале столетия) и правительственные меры, связанные с развитием сельского хозяйства страны. В его трёхтомном исследовании опубликовано также большое количество документов по этому вопросу.^[210] Выдающийся немецкий немецкий археолог и филолог-балтист Адальберт Бецценбергер оставил след и на ниве археографии Нового времени, подготовив ряд публикаций, основанных на собраниях провинциального архива и архива графов цу Дона. Одно из них было посвящено аспектам управления Восточной Пруссией в 1786—1820 гг.^[211]

Немаловажное значение для восточнопрусской археографии имели и некоторые архивные публикации по истории сопредельных западнопрусских земель. Так, М. Перльбах подготовил сборник документов Помереллии (Восточного Поморья), куда вошли материалы за 1140—1313 гг.^[212]

Помимо солидных корпусных изданий, очень многие акты или их подборки увидели свет в составе монографий или на страницах журналов. В этом контексте представляют интерес некоторые публикации, подготовленные на основе российских собраний. Так, в начале XX в. появился обзор прибалтийско-немецкого, а позднее германского историка А. Серафима «Прусские документы в России», написанный по итогам научной командировки автора. В Петербурге ему удалось ознакомиться с собранием Императорской публичной библиотеки, а в Москве — с архивами Министерства юстиции и Министерства иностранных дел, где хранились Литовская и Коронная метрики. Серафимом был выявлен ряд материалов по прусской истории. В приложении к статье он опубликовал 13 латинских и немецких грамот за 1360—1523 гг. из коллекции Публичной библиотеки и из Коронной метрики.^[213] Значение этой публикации ещё и в том, что в 1920-х гг. рукописи, ставшие основой публикации, были переданы в Варшаву в силу Рижского мирного договора 1921 г. и, как уже указывалось, скорее всего, погибли во время гитлеровской оккупации Польши.

Современным примером такого рода могут служить работы А. В. Баранова, медиевиста из Потсдамского университета. Этот историк вновь привлёк внимание к хранящейся в Российской государственной библиотеке обширной коллекции выписок из Государственного архива в Кёнигсберге. Она состоит из 16 папок и включает около 1250 копий различных грамот на примерно 2600 листах. Коллекция попала в Россию ещё в XIX в. и с тех пор оставалась малоизученной.^[214] Как выяснилось, часть орденских фолиантов, из которых были сделаны эти выписки, с тех пор была утрачена. Таким образом, эти копии, часть которых была правлена рукою самого Иоганнеса Фойгта, фактически заместили собою оригиналы. Заслугою А. В. Баранова стало описание этого собрания^[215] и издание пяти документов из него за 1414—1420 гг.^[216] К сожалению, в России был издан только сокращённый русский перевод первой статьи с обзором коллекции,^[217] тогда как самые акты увидели свет лишь в Германии (без какого-либо перевода) и малодоступны российскому читателю.

История новейшего времени тоже получила отражение в археографии. Ценной публикацией можно признать том документов «Повседневность в Восточной Пруссии, 1940–1945», подготовленный Христианом Тилицким на основании секретных отчётов органов юстиции о положении в провинции в этот период. Эта книга имела успех и впоследствии была переиздана.^[218]

Среди публикаций, отражающих события на территории края в годы второй мировой войны, заслуживает внимания большой сборник документов о нацистских преступлениях против советских граждан. Он был подготовлен на основе материалов из архивов Москвы и Калининграда и отражает судьбы людей, угнанных в Восточную Пруссию на принудительные работы или помещённых в тамошние концентрационные лагеря. Часть вошедших в книгу документов опубликована в факсимильном воспроизведении.^[219]

Немало источников, связанных с внутренней историей провинции, попадало и в издания более общего характера. Примером может служить многотомная серия документов по новейшей истории, в выпуску которой в 2008 г. приступил международный коллектив учёных. Это сборник материалов, отражающих преследование и уничтожение евреев в Германии и оккупированных ею странах в годы нацизма. В это издание вошли и документы о судьбе восточнопрусских еврейских общин.^[220]

Памятники права[править | править код]

Юридическое начало было присуще большинству источников, включённых в корпусные издания прусских документов. Но наряду с ними специальных изданий удостаивались и некоторые источники нормативного характера. Их публикация внесла заметный вклад в прусскую археографию. Правда, для XVII—XVIII вв. не всегда можно чётко разграничить публикации, выпускавшиеся с практической и с чисто научной целью, поскольку к моменту выхода книг и брошюр в свет многие источники ещё оставались действующим правом. Так или иначе, целый ряд изданий даже той эпохи включает тексты значительной давности. Например, обширное собрание различных законов, эдиктов, рескриптов и других подобных материалов Прусского королевства, выпущенное в 1721 г. юристом Г. Грубе, адвокатом при Надворном суде в Кёнигсберге, включает немало источников XVI—XVII вв.^[221] Многие из них, несомненно, представляли собою не перепечатку прежних изданий, а были опубликованы с рукописей. Иоганн Людвиг Лесток, специалист XVIII в. по морскому праву, подготовил к печати так называемое «Водное право» (Wasserrecht) — местную переработку фландрско-голландского морского права, возникшую в Кёнигсберге около 1522 г.^[222]

Х. К. Леман издал в 1838 г. прусский правовой сборник «Старое кульмское право», составленный на рубеже XIV—XV вв. Помимо критически подготовленного текста, Леманом был составлен ценный глоссарий к памятнику.^[223] Более чем полтора столетия спустя польским исследователем З. Рымашевским была издана другая редакция этого памятника, не имевшая столь широкого распространения, но важная в историко-правовом отношении.^[224]

Известный юрист Пауль Лабанд опубликовал «Помезанскую правду», запись обычного права помезанских пруссов.^[225] Эмиль Штеффенхаген в важном труде «Источники немецкого права в Пруссии XIII—XVI веков» дал не только очерк их развития, но и включил в свою книгу ряд правовых памятников. Среди них были некоторые материалы практики Магдебургского шеффенского суда и городского совета Любека. Они предназначались для средневековых городов Пруссии, пользовавшихся соответственно Кульмским и Любекским правом.^[226] Первое представляло собою прусскую разновидность Магдебургского права и действовало в основной части общин. Второе получило распространение лишь в немногих городах, поскольку предполагало большую самостоятельность городских властей по отношению к государству, что не приветствовалось орденскими властями.^[227]

Г. Ф. Якобсон издал в 1837—1839 гг. источники католического и протестантского церковного права Пруссии.^[228] Эмиль Зелинг (Emil Sehling, 1860—1928) подготовил к печати многотомное собрание, в которое вошли уставы евангелических церквей Европы XVI в., среди них были и прусские источники.^[229]

Издавались правовые памятники и по более узким темам. Например, Вильгельм Зам в содержательной работе об истории чумы в Восточной Пруссии опубликовал целую серию уставов и распоряжений XVII—XVIII вв. по борьбе с эпидемией, а также ряд иных документов XVI—XVIII столетий.^[230] Увидели свет распоряжения XVI—XVII вв., касавшиеся библиотечного дела^[231] и т. д.

Во время уже упомянутой экспедиции в бывшую Восточную Пруссию среди прусских королевских эдиктов XVI–XVIII вв. П. Пакарклис обнаружил более ста неизвестных ранее документов на литовском языке. Это указы и распоряжения властей, адресованные литовскому населению Пруссии. Учёный намеревался издать найденные материалы, но обстановка первых послевоенных лет оказалась для этого крайне неблагоприятной. О трудностях, которые встретило это начинание, позднее сообщал литовский историк Ю. М. Юргинис: «Издать сборник найденных литовских эдиктов П. Пакарклису не только не удалось, но вся его работа чуть не погибла. После его смерти за дело взялся К. Яблонскис. Сборник эдиктов прусских властей, адресованных литовским крестьянам, был напечатан на хорошей бумаге офсетным способом, в твердом и красивом переплете. Это вызвало в печати неожиданные нарекания: составителя и издателя упрекали в том, что они задумали поставить памятник прусским королям-самодурам. Для разъяснения научной ценности и общественной полезности сборника пришлось израсходовать действительно немало бумаги и времени. В настоящее время ценность этой публикации полностью признана во всем Советском Союзе и далеко за его пределами».^[232] И действительно, упомянутое собрание подготовлено литовскими учёными на высоком уровне. В сборник вошло 107 документов за 1589–1775 гг. Это не рукописи, а архивные печатные экземпляры, воспроизведённые в книге факсимильно. Большинство из них прежде не публиковалось в научных целях. Они, как правило, написаны по-литовски, но часть из них имеет параллельные тексты на немецком и польском языках. В основном они посвящены социально-экономическим, общественным и бытовым вопросам. В них говорится о пленении беглых литовских крепостных и немецких колонистов, порядке подачи жалоб королю, запрете нищенства и попрошайничества, поимке, наказании и амнистии дезертиров, регулировании торговли и монополий, борьбе с болезнями человека и животных и др.^[233]

К числу историко-правовых публикаций относятся некоторые работы видного советского историка В. Т. Пашуто. Им были подготовлены к печати (в оригинале и русском переводе) два правовых памятника XIII—XIV вв., отражающих историю пруссов. Первый из них — Христбургский мирный договор от 7 февраля 1249 г., заключённый Тевтонским орденом с представителями прусских племён.^[234] Второй — уже упоминавшаяся «Помезанская правда», изданная с обстоятельным вводным историческим очерком.^[235] Значение обеих публикаций для археографии состоит в том, что при их подготовке В. Т. Пашуто были учтены некоторые рукописные материалы и уделено большое внимание критике источников. Так, при передаче текста «Помезанской правды» Пашуто не следовал механически «сводному тексту» в издании Лабанда, а отнёсся к нему критически, раздельно издав тексты ранней и поздней редакций памятника, с привлечением ещё одного не использованного Лабандом списка.

Уже в нынешнем столетии в России вышло издание, посвящённое Кульмской грамоте — первой привилегии, которую Тевтонский орден даровал прибывающим в Пруссию немецким колонистам. Этот акт лёг в основу местной правовой системы и стал важнейшей частью сословных привилегий. В книге содержатся перевод обеих (1233 и 1251 гг.) редакций памятника с латинского языка и подробный постатейный комментарий с использованием ряда рукописных материалов из Тайного государственного архива прусского культурного наследия. Кроме того, в приложении к работе опубликовано «поучение» магдебургских шеффенов, относящееся, по-видимому, к XVI столетию и посвящённое фламандскому наследственному праву, применявшемуся в Пруссии. Его немецкий текст опубликован по списку середины XVI в. из того же берлинского архива с современным русским переводом. Этот список интересен тем, что в нём приводится формулировка запроса и прямо указана связь документа с истолкованием Кульмской грамоты.^[236]

Документы по истории международных отношений Пруссии[править | править код]

Внешнеполитические аспекты жизни страны представлены в археографии весьма широко, ими занимались учёные из разных стран. Исходя отчасти из научного интереса, а отчасти из практических надобностей, раньше прочих к этому приступили учёные из Речи Посполитой, ближайшего соседа Пруссии. Публикации по этим вопросам появляются уже в эпоху Просвещения. Так, Матей Догель посвятил один из томов своего многотомного собрания международных трактатов отношениям Польши и Литвы с Пруссией.^[237] С середины XIX в. публиковались материалы о спорах Польши с Тевтонским орденом, выносившихся на решение папских властей. В это издание вошли источники XIV—XV вв. Оно было начато Титом Дзялынским и продолжено другими учёными.^[238]

Позднее многие аспекты проблемы нашли отражение в корпусных изданиях по истории сопредельных с Пруссией территорий — Литвы и ближайших польских земель. Таковы, в частности, сборники источников по истории Мазовии. Работа по их публикации была начата в середине XIX столетия и продолжается до сих пор. К настоящему времени издание доведено до 1380-х гг. Вошедшие в него документы проливают свет и на отношения с Пруссией.^[239]

В XX—XXI вв. появились и источниковые публикации, специально посвящённые международной политике и дипломатии Пруссии. В их ряду прежде всего заслуживает упоминания трёхтомное собрание государственных договоров Тевтонского ордена в Пруссии за 1398—1497 гг., подготовленное Эрихом Вейзе.^[240] В наши дни это издание получило важное дополнение. Были напечатаны документы, связанные с заключением Брест-Куявского мира между орденом, Польшей и Литвою (1435).^[241] Книгу подготовил международный коллектив из Польши, Литвы и России (с российской стороны в проекте участвовал московский историк С. В. Полехов). В то время как польско-литовский экземпляр этого договора не раз издавался, орденский экземпляр лишь теперь удостоился полной публикации. В этой книге воспроизведены и проанализированы не только тексты, но и многочисленные печати, привешенные к документам (на польско-литовском экземпляре их сохранилось 188, а на прусском — 162). Многие из этих сфрагистических памятников прежде не были известны науке. Всё это делает данное издание важным шагом вперёд в изучении международных отношений орденской Пруссии.

Уже упомянутый С. В. Полехов (частью самостоятельно, частью совместно с коллегами из России и Польши) издал и некоторые другие документы 1430-х гг. из Тайного государственного архива прусского культурного наследия, проливающие свет на вопросы международной политики и дипломатии ордена.^[242] В настоящее время этот исследователь готовит к изданию обширный свод документов «Дипломатический кодекс Свидригайла», значительная часть которого будет основана на материалах из Тайного государственного архива прусского культурного наследия и связана с литовско-прусскими отношениями.^[243]

Интересную публикацию по истории международных отношений Пруссии подготовил белорусский историк О. В. Лицкевич. Он ввёл в оборот неопубликованный экземпляр Дубисского договора 1382 г. между Тевтонским орденом и Литвою. Этот документ прежде был известен в двух оригинальных экземплярах и одном списке, которые опубликованы. В статье Лицкевича впервые издан орденский экземпляр договора из собрания Библиотеки Чарторыйских в Кракове. Историком написано обширное историческое и археографическое введение, издан транскрибированный текст памятника, а также перевод на русский язык.^[244]

Современный украинский историк Т. С. Горбач исследует отношения галицких и волынских князей с Тевтонским орденом. В одной из его работ рассматривается грамота 1325 г., связанная с посольством, направленным из Владимира в Пруссию. В статье опубликовано факсимиле документа из Тайного государственного архива прусского культурного наследия.^[245]

Хронологическим продолжением этих и подобных изданий является сборник договоров Прусского герцогства, подготовленный супругами Долецель. Первая часть сборника посвящена договорам с Литвою и Польшей в 1525—1657/58 гг.^[246] Как уже сказано, эта часть пока, к сожалению, остаётся единственной. Несмотря на это, многие важные источники внешнеполитического характера вошли в другие публикации. Например, отчёты и письма, которые направлял Альбрехту Прусскому его советник и дипломат Асфер фон Брандт (род. в начале XVI в., ум. до 1563 г.). Их публикация растянулась почти на полвека. Её начинал Адальберт Бецценбергер, а последний выпуск, подготовленный Э. Шпренгелем и В. Хубачем, вышел уже после второй мировой войны.^[247] Для XVII столетия значима вышеуказанная многотомная серия, включившая источники эпохи Фридриха Вильгельма I. Такого рода материалы заняли в ней пять томов, охватив отношения Пруссии с Францией, Нидерландами, Австрией и Швецией. Их подготовили к изданию Б. Э. Симсон, Г. Петер, А. Ф. Пржибрам, Ф. Фелинг и М. Хейн.^[248]

Крупным успехом послевоенной археографии можно признать многотомное издание, предпринятое Тайным государственным архивом прусского культурного наследия, которое включает документы об отношениях прусских герцогов XVI—XVII вв. (в первую очередь Альбрехта Прусского) с другими регионами и странами. Наибольший вклад в это дело внёс Стефан Хартман. Он издал в общей сложности 10 томов, охвативших два региона: епископство Вармийское^[249] и Ливонию.^[250] При этом ливонскую серию Хартман предполагал довести до 1582 года (т.е. до завершения Ливонской войны), что позволило бы охватить крупный исторический период, однако он не успел осуществить свой замысел до конца.^[251]

Урсула Беннингховен подготовила публикации об отношениях прусских герцогов с епископством Кульмским^[252] и с городами, бюргерством и дворянством Западной (Королевской) Пруссии.^[253] В этой же серии были представлены и более отдалённые страны: Дитер Хекман издал том, посвящённый отношениям Пруссии с Западной и Южной Европой,^[254] а Христиан Гальбек выпустил сборник об аналогичных контактах с Венгрией, Чехией и Силезией.^[255]

Ещё более впечатляющий эдиционный проект был осуществлён уже упоминавшимся Польским историческим институтом в Риме. На протяжёнии многих лет он выпускал известную серию документальных публикаций «Elementa ad fontium editiones», задачей которой было ввести в оборот источники по истории Польши из архивов европейских стран (Ватикана, Италии, Испании, Великобритании, Германии и Дании). В 1973—1991 гг. сотрудники института Каролина Лянцкоронская и Люциан Олех издали в рамках этой серии 40 томов материалов из Тайного государственного архива прусского культурного наследия. Это были в основном источники по истории польско-прусских отношений. Хронологические рамки издания — 1525—1568 гг., то есть период правления Альбрехта Прусского.^[256] Естественно, что публикаторов интересовала при этом прежде всего история Польши, но среди опубликованных бумаг не могли не отразиться и многообразные аспекты жизни Пруссии.

Одним из аспектов прусско-польских отношений в XVII–XVIII вв. был так называемый диссидентский вопрос. С одной стороны, он был связан с реальными нуждами проживавших в Речи Посполитой протестантов и православных, а с другой – часто использовался соседними державами как повод к вмешательству во внутренние дела Польши. Ему посвятил свою книгу Готтхольд Роде (1916–1990). Он рассматривал положение протестантов в Польше и Литве на протяжении столетия (1640–1740). Эта проблема отчасти затрагивала и собственно Пруссию. Во-первых, герцогство (позднее королевство) оказывало поддержку протестантским общинам в соседней Жемайтии. Во-вторых, на прусской территории нашла прибежище часть диссидентов, оставивших Польшу из-за притеснений или высланных оттуда польскими властями. Роде написал своё исследование, опираясь прежде всего на неизданные источники из Тайного государственного архива в Берлине и Государственного архива в Кёнигсберге. В приложении к книге им были опубликованы документы по теме монографии за 1659–1736 гг. на немецком и латинском языках.^[257]

Ещё в XIX в. к источникам по истории международных отношений Пруссии стали проявлять интерес русские учёные. Они ввели в оборот целый ряд документов XIII—XVI вв., отражающих политику орденской Пруссии, её отношения со Святым престолом и соседями (прежде всего Польшей и Литвою, а также русскими землями). Уже в 1838 г. сотрудник учреждённой в 1834 г. Императорской археографической комиссии Сергей Строев (брат выдающегося русского археографа П. М. Строева) доносил в свою комиссию из Кёнигсберга о собрании тамошнего Тайного архива, где среди документов Тевтонского ордена были и материалы о России.^[258] В те же годы развернул свои поиски известный историк А. И. Тургенев, обследовавший зарубежные европейские собрания (в частности, ватиканские)^[259] и издавший найденные материалы в двух томах.^[260] Позднее Археографическая комиссия выпустила дополнение к этому сборнику, в которое вошёл большой раздел грамот из Кёнигсбергского тайного архива о прусских и ливонских делах.^[261] Источниковые публикации продолжались в России и позднее. Г. Ф. Карпов извлёк из архива русского Министерства иностранных дел и опубликовал посольскую книгу за начало XVI в., запечатлевшую контакты московского правительства с последним орденским магистром Альбрехтом Бранденбургским (впоследствии светским князем).^[262] Целый ряд договоров России с Пруссией XVII—XIX вв. вошёл в многотомное издание, подготовленное к печати известным русским юристом Ф. Ф. Мартенсом.^[263]

Современная российская наука тоже имеет некоторые достижения в указанной области. Интересную публикацию из берлинского архива подготовил петербургский историк А. Н. Лобин, издавший три послания Василия III великому магистру Альбрехту.^[264] Во вступительной статье он указывал также, что намерен в будущем опубликовать и другие русские грамоты за 1516—1521 гг. из собрания исторического Кёнигсбергского секретного архива.^[265] Впоследствии из-под его пера вышел ряд статей с использованием берлинских архивных материалов,^[266] Наконец, в своей новой книге о Смоленской войне 1512—1522 гг. А. Н. Лобин привёл в виде факсимиле тексты нескольких документов из того же архива за первую четверть XVI в.^[267]

Заметным явлением современной археографии стали работы московского историка П. И. Прудовского. Обратившись к русско-прусским дипломатическим отношениям в XVII в.,^[268] он ввёл в оборот также ряд неизданных источников по этому вопросу. Наиболее крупным начинанием такого рода стала подготовка комментированной публикации документов из Российского государственного архива древних актов (РГАДА). В первый её том вошли посольская книга за 1649—1671 гг. и дополнения в виде материалов из столбцов фонда 74 «Сношения России с Пруссией» (РГАДА) и иных архивных комплексов.^[269] С одной стороны, этот проект является составной частью работы по изданию русских посольских книг, возобновлённой российскими археографами в конце 1970-х гг.^[270] С другой стороны, упомянутая публикация в известной мере продолжает дело, начатое Карповым и Мартенсом. Вскоре в научной печати появился подробный разбор этого издания. В нём был высказан ряд серьёзных замечаний как редакционного, так и концептуального характера. Несмотря на это, рецензент отмечает важное значение указанной книги и выражает надежду, что продолжение серии будет подготовлено более тщательно.^[271] Тем же П. И. Прудовским было издано донесение бранденбургского комиссара Генриха Райффа о посольстве в Россию в 1649—1650 гг.^[272] Документ был извлечён археографом из Тайного государственного архива прусского культурного наследия в Берлине и опубликован на немецком языке и в современном переводе на русский. Это также крайне редкий пример обращения современных российских учёных к богатейшим фондам упомянутого архива. Ещё один источник из того же собрания был введён в оборот Д. А. Бессудновым. Им была издана речь Альбрехта Бранденбургского на коронации Сигизмунда II Августа (1530). Она была посвящена Рижскому архиепископству и роли в нём маркграфа Вильгельма (брата Альбрехта), который в 1529 г. стал рижским коадъютором (позднее, в 1539—1561 гг., он был последним католическим архиепископом Рижским). В упомянутую публикацию вошёл лишь русский перевод, выполненный историком с рукописи.^[273]

Один из аспектов русско-прусских отношений в XIX в. был связан с трудовой миграцией из России. В Восточную Пруссию на сезонные сельскохозяйственные работы прибывало множество русских подданных, подвергавшихся дискриминации со стороны работодателей и прусских властей. Ю. В. Костяшовым недавно был введён в оборот отчёт русского консула в Кёнигсберге А. М. Выводцева о положении таких рабочих.^[274]

В археографии получили отражение также отношения Пруссии с мусульманскими правителями. Так, немецкий востоковед Гельмут Шеель опубликовал послания турецких султанов к прусским королям, связанные с подготовкой соглашения о капитуляции. В приложении к работе были помещены оригиналы документов в факсимильном воспроизведении.^[275] Прусские государи поддерживали контакт и с Крымским ханством. Известно, например, что в XVII—XVIII вв. к бранденбургско-прусскому двору было отправлено не менее 9 посольств крымского хана, часть которых проезжала и через Кёнигсберг.^[276] Современный германский исследователь М. Хотопп-Рике ввёл в оборот некоторые источники на эту тему из Тайного государственного архива прусского культурного наследия (в виде факсимиле).^[277] Уже упоминавшийся Г. Шеель издал послание крымского хана Шахин Герая принцу Генриху, брату Фридриха Великого.^[278]

В совокупности названные публикации представляют широкую панораму прусской внешней политики как в средние века, так и в Новое время.

Источники по военной истории[править | править код]

Войны и военное дело, последствия военных действий получили широкое отражение в исторических источниках. Такие материалы хранятся в различных архивах, в частности, в Тайном государственном архиве прусского культурного наследия.^[279] Им нашлось место и в многочисленных документальных публикациях.

Средние века и раннее Новое время[править | править код]

Так, Ульрих Мюллер в своём исследовании об истории института вооружённой охраны в орденской Пруссии поместил обширную подборку документов по этому вопросу.^[280] Торуньским научным обществом было издано три выпуска археографической серии, посвящённой Тринадцатилетней войне (1454–1466), которую вели против ордена прусские сословия, призвавшие на помощь польского короля Казимира IV. Первые два из них касаются Торна, но третий содержит материалы и по общинам, входившим в позднейшую Восточную Пруссию (Браунсбергу, Хайльсбергу, Кнайпхофу), а также по рыцарству, имевшему там владения.^[281]

Д. Хекман издал список прусских замков, составленный в конце XVI в.^[282] Во второй части исследования Х. Крольмана, посвящённой развитию прусского военного дела при курфюрсте Иоганне Сигизмунде, был напечатан целый ряд документов начала XVII в.^[283]

Российским географом В. Г. Бауманом (1922–1998) был введён в научный оборот один из источников по военной истории Пруссии, хранящийся в России. Это рукописная карта, изображающая театр военных действий на прусской территории в ходе польско-шведской войны 1626–1629 гг. Она находится в библиотеке Горного института в Петербурге и была ранее неизвестна не только российским, но и шведским исследователям. Карта была выполнена генерал-квартирмейстером шведской армии Георгом Гюнтером Крайль де Бемебергом (ок. 1584–1644) и озаглавлена: «Описание прусского похода... короля Густава Адольфа, короля шведов, готов и вендов в 1626 и 1627 годах со всеми событиями, произошедшими при мне». Заголовок и вся легенда карты написаны по-немецки. На левой стороне карты помещено подробное описание похода, на карту нанесены 202 населённых пункта (в том числе 21 город), 7 военных лагерей и отмечены места боевых операций. Изображённый участок местности включает части позднейших провинций Западная и Восточная Пруссия: на северо-западе его ограничивает Гела, на северо-востоке – Бранденбург, на юго-западе – Данциг, на юге – Мариенвердер. В сообщении В. Г. Баумана была приведена часть легенды (в русском переводе), проведено сопоставление документа с тогдашней картографической традицией, предпринята попытка оценить значение источника в военно-историческом контексте XVII в., намечены пути его дальнейшего изучения.^[284] К сожалению, кончина исследователя помешала ему продолжить изыскания, но его статья служит необходимым шагом на пути будущей публикации карты.

Одна из страниц военной истории и одновременно истории населения в середине XVII века была представлена в большой публикации литовских учёных. Как известно, в ходе русско-польской войны 1654—1667 гг. войска Алексея Михайловича заняли большую часть Великого княжества Литовского. Часть местных жителей бежала при этом в соседнее Прусское герцогство. К документам, связанным с этими событиями, ещё более ста лет назад впервые привлёк внимание П. Карге.^[285] Литовские историки наконец издали эти бумаги, извлечённые ими из Тайного государственного архива прусского культурного наследия. Это прежде всего списки беженцев, составленные на прусской территории. В них перечислены представители различных сословий, но преобладают мещане из Вильны, Ковно и ряда иных городов (Гродно, Мира, Полоцка, Слуцка). Некоторые из этих людей и прежде имели связи с Пруссией, будучи её уроженцами или выпускниками Кёнигсбергского университета. Помимо списков, в издании имеются документы комиссии по приёму беженцев, образованной в 1656 г. прусскими властями, листы со стандартными текстами присяги на верность герцогу (на немецком, латинском и польском языках). На них поставили свои подписи около 950 человек. Самостоятельный интерес представляют многочисленные печати, приложенные беженцами к этим листам (всего 264 печати, в том числе 151 — виленских и 45 — ковенских жителей). В издании приведены также факсимиле некоторых документов. Книга вышла в многотомной археографической серии, посвящённой источникам по истории московской оккупации княжества, и имеет приложение в виде компакт-диска.^[286]

В контексте собственно восточнопрусской тематики особую значимость имеют материалы, которые рисуют роль войск (например, расквартированных в городах гарнизонов) в жизни края, а также положение населения в Пруссии во время военных действий и его отношения с воюющими армиями. Такой подход получил отражение, в частности, в подборках документов, вошедших в книги о Семилетней войне. Ксавье фон Хазенкамп в своём известном труде «Восточная Пруссия под двуглавым орлом» поместил обширное документальное приложение, проливающее свет на ситуацию в провинции и политику в ней русских властей во время этого конфликта.^[287] Сходным был и принцип отбора документов, включённых в фундаментальный труд русского военного историка Д. Ф. Масловского о той же войне.^[288]

В 1943 г. в Москве вышел сборник документов «Разгром русскими войсками Пруссии. 1756—1762 гг.». В нём приводится переписка фельдмаршала Апраксина, генералов Фермора и Салтыкова с Елизаветой Петровной, выписки из журналов военных действий и другие документы.^[289] Подавляющее большинство материалов было извлечено из Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА) и Центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА). Издание несло на себе отпечаток своего времени, в нём не везде отмечались сокращения публикуемых источников. Но всё же это одно из немногих отечественных изданий, касающихся Восточной Пруссии, в котором представлены архивные материалы.

Ещё один важный сборник о данном конфликте увидел свет уже после Великой Отечественной войны. Он был подготовлен группой советских архивистов под редакцией проф. Н. М. Коробкова. Материалы книги относятся ко всем территориям, на которых оперировали русские армия и флот, но значительную их часть составляют именно документы о восточнопрусской кампании. Некоторые источники уже издавались ранее, но в основном они были извлечены из трёх архивов – вышеупомянутых ЦГАДА и ЦГВИА, а также Центрального государственного архива военно-морского флота.^[290] Самостоятельную ценность имеет выпущенный вместе с этим сборником альбом карт и схем.^[291]

Калининградский историк Г. В. Кретинин выпустил труд о Семилетней войне, частично основанный на неизданных документах Российского государственного архива древних актов и Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). На страницах этой книги были опубликованы в факсимильном воспроизведении некоторые картографические материалы, созданные русскими военными инженерами в 1757—1761 гг. Это карта Куршского залива и прилегающих местностей, схема сражения при Гросс-Егерсдорфе, планы Кёнигсберга и кёнигсбергской крепости Фридрихсбург, планы Велау (города и замка) и прилегающей местности, города Лабиау и восстановленной поблизости от него дамбы, крепости Пиллау, города Тильзита и его оборонительных сооружений.^[292] К сожалению, из-за небольшого формата издания легенды к картам и планам воспроизведены очень мелко, а на карте Куршского залива и плане Велау практически не читаются. Но всё же текстовая часть карт даёт представление о событиях и обстановке, в которых они создавались.

Введение в оборот новых источников о Семилетней войне продолжается и в наши дни. В 2019 г. в престижном издательстве «Новое литературное обозрение» вышел в свет подготовленный историком Д. А. Сдвижковым (научным сотрудником Германского исторического института в Москве) сборник, включающий 116 писем и донесений об этой кампании за 1758 год на русском, немецком и грузинском языках.^[293] Эти бумаги извлечены в основном из Тайного государственного архива прусского культурного наследия с привлечением материалов из ряда иных собраний (Австрийского государственного архива, РГВИА, РГАДА, и некоторых других). Тематически они связаны в основном с событиями кампании в Померании и Бранденбурге, прежде всего с битвою при Цорндорфе. Но ряд материалов в той или иной мере отражает положение дел на восточнопрусских территориях, занятых тогда русскими войсками. Изданные иноязычные источники снабжены современными переводами на русский язык. Публикации документов предпослано подробное исследование, в котором рассказывается об историческом контексте их возникновения, дана палеографическая характеристика найденных бумаг, а содержание их проанализировано с позиций исторической антропологии и истории ментальности. Сборник снабжён большим научным аппаратом. Всё это позволяет охарактеризовать книгу в целом как издание «нового поколения», подготовленное на уровне передовых образцов современной европейской науки.

Новое и новейшее время[править | править код]

Уже упоминавшийся А. Бецценбергер издал сборники источников о людских и материальных потерях Восточной Пруссии вследствие войны с Францией (1807—1808)^[294] и о подготовке Прусского королевства к возобновлению войны с Наполеоном на стороне России и создании прусского ландвера.^[295]

К 200-летию войны на территории Восточной Пруссии петербургский Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи подготовил и провёл в Калининграде посвящённую ей выставку. В экспозиции были представлены некоторые документы из Тайного государственного архива прусского культурного наследия, факсимиле которых вошли в выставочный каталог.^[296] В 2010-х гг. в российских собраниях (отделе рукописей Российской национальной библиотеки и в Государственном архиве РФ) были обнаружены неизвестные прежде мемуарные сочинения офицеров русской армии о той же военной кампании – Л. К. Боде (1787–1860) и В. И. Григорьева (1781 – ок.1863). Они являются ценными источниками по военной истории. Их тексты были опубликованы в сборнике воспоминаний эпохи наполеоновских войн.^[297]

В России эпизодически появлялись и другие материалы по военно-исторической тематике. Так, в каталоге собраний калининградского музея «Фридландские ворота» были опубликованы немецкие чертежи этих ворот (1875 г.), извлечённые из Тайного государственного архива прусского культурного наследия.^[298]

Выходили подобные публикации и о кампании русской армии в этой провинции в годы первой мировой войны.^[299]

Важный вклад в публикацию письменных источников по истории Восточно-Прусской стратегической наступательной операции (январь – апрель 1945 г.) внёс коллектив российских военных историков, издавших большой сборник рассекреченных документов из Центрального архива Министерства обороны (Москва). Это приказы, доклады, оперативные сводки, планы отдельных операций и боевые донесения 2-го и 3-го Белорусского фронта, отразившие ход боевых действий и овладение отдельными городами.^[300] Существенным дополнением этой публикации можно считать сборник, в который вошли протоколы допросов немецких пленных, захваченных и сдавшихся в плен в период проведения Восточно-Прусской операции с октября 1944 г. по апрель 1945 г. Они были извлечены из 500-го фонда Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации.^[301]

Источники по истории религии[править | править код]

Особенности конфессиональной ситуации в Пруссии[править | править код]

Население Пруссии имело сложную историю, оно вбирало в себя различные элементы. Изначальное прусское население края после завоевания Тевтонским орденом было христианизировано, затем подверглось отчасти германизации, отчасти славянизации и в начале XVIII столетия окончательно утратило родной язык. В результате основную часть прусских подданных стали составлять немцы и славяне (поляки и кашубы). В восточных районах, у литовской границы, наблюдался некоторый приток литовского и куршского населения. Но в религиозном отношении почти все эти этнические группы были католиками. Евреям доступ в Пруссию в орденский период был закрыт, хотя отдельные их представители всё же проникали в города (обычно в качестве проезжающих купцов).

После Реформации ситуация усложняется. Протестантизм пустил в крае глубокие корни. Однако в силу положений Краковского мира 1525 г. Прусское герцогство находилось в ленной зависимости от Польши (это положение было прекращено лишь трактатом 1657 г.). Под давлением польского короля местные власти были вынуждены принимать некоторые меры для соблюдения прав католиков (в основном поляков). Для них возводились храмы, прихожанами которых становились как поляки, постоянно жившие в Пруссии, так и приезжие.^[302]

Помимо сохранявших некоторые позиции католиков, в Пруссии был представлен также ряд других деноминаций и конфессий. C XVI в. документально зафиксировано присутствие в Кёнигсберге армянских купцов.^[303] С XVII в. появляются сведения о возникновении небольших православных общин, просуществовавших с перерывами до второй мировой войны.^[304] С XIX века в Пруссию проникают старообрядцы (преимущественно федосеевцы и филипповцы), которые основали там несколько поселений и Свято-Троицкий монастырь (существовал в 1848—2006 гг.).^[305]

Из нехристианских конфессий заслуживает упоминания иудейская религия. Благодаря политике веротерпимости, которую проводили прусские монархи, в XVI—XVIII вв. в восточнопрусских городах постепенно формируются небольшие еврейские общины. После эмансипации (1812) они переживают численный рост и расцвет на рубеже XIX—XX вв., но сокращаются после первой мировой войны. Затем они прекращают существование вследствие эмиграции, депортаций и уничтожения евреев властями в рамках нацистской расовой политики, направленной на «окончательное решение» еврейского вопроса.^[306]

Что же касается приверженцев ислама, то они лишь изредка попадали в прусские земли, хотя отдельные их представители зафиксированы там ещё в XVII—XVIII вв.^[307]

Источники по истории католической и протестантской церкви[править | править код]

Границы прусских католических епископств, определённые в 1243 г. Коричневым цветом отмечена часть территории еп. Вармийского, до 1772 г. составлявшая владение самих епископов.

Многие документы по церковной истории были включены в вышеуказанные сборники общепрусского характера, но наряду с ними выпускались также сборники по истории отдельных прусских епископств. Так, опубликованы акты еп. Вармийского, или Эрмляндского^[308] (включает материалы за 1231—1435 гг.) и еп. Самбийского (с источниками 1243—1385 гг.).^[309]

Герман Крамер подготовил аналогичный сборник по истории бывшего Помезанского епископства. В него вошли документы за 1236—1588 гг.^[310] Заметный вклад в археографию прусской церковной истории внёс Франц Гиплер, который опубликовал синодальные конституции прусских епископств и архиепископства Рижского.^[311]

В конце XIX в. католический священник, теолог и историк А. Кольберг обнаружил в собрании университетской библиотеки в г. Упсале (Швеция) обширный манускрипт, отражающий историю прусских католических епископств в XIV–XVI вв., и тогда же издал в его выдержках.^[312] Уже в наши дни торуньский историк Радослав Бискуп при содействии польских и германских коллег наконец подготовил полное критическое издание этого памятника, снабдив его обстоятельным историческим и археографическим введением и указателями.^[313] Опубликованная рукопись была составлена в XV в. и дополнялась более поздними записями. Она включает в общей сложности 433 записи за 1323–1512 гг. и сочетает в себе черты формулярника и копийной книги. Материалы этого собрания связаны в основном с епископствами Кульмским и Самбийским, но есть и документы о других епископствах. Они проливают свет на разнообразные стороны жизни этих диоцезов, такие как персональный состав духовенства, административно-территориальное деление, отношения с прелатами Польши и Чехии, орденскими властями и отдельными общинами, социально-экономические отношения в Пруссии, епископская юстиция, покаянная дисциплина и многое другое. В сборнике немало актов и писем, исходивших от властей Кёнигсберга или адресованных им. Это обстоятельство придаёт источнику особую ценность, так как кёнигсбергский городской архив утрачен, что сильно затрудняет изучение средневековой истории города.

В XIX—XX вв. были введены в научный оборот многочисленные акты и письма епископов Вармийских, занимавших эту кафедру в XVI в. и позднее — таких, например, как Станислав Гозий (1551—1579), чья переписка составила целую многотомную серию.^[314]

Представляет интерес также сборник источников (частью в виде регестов) по истории францисканского ордена в прусских землях в XIII—XVI вв.^[315] Не входили в состав Восточной Пруссии, но имели важное значение в общепрусской церковной истории земли старейшего прусского епископства — Кульмского. Ему также был посвящён один из сборников, в который вошли материалы 1243—1774 гг.^[316]

Ценным дополнением к названным изданиям стал сборник документов за 1342—1366 гг., затрагивающих прусские дела и извлечённых из Авиньонского архива римских пап.^[317]

Кроме того, поскольку вплоть до Реформации прусские католические епископства были подчинены в церковном отношении Рижскому архиепископству, большую значимость имеют документы последнего. Отдельного представительного сборника источников по истории этого архиепископства пока нет, однако немало их вошло в известное многотомное собрание «Liv-, est- und kurländisches Urkundenbuch». Его издание было начато прибалтийско-немецким историком Ф. Бунге и продолжено А. фон Бульмерингом, Г. Гильдебрандом, Ф. Шварцем, Л. А. Арбузовым и его сыном Л. Л. Арбузовым в Риге и Москве, но прервано с началом первой мировой войны. Возобновить издание удалось лишь более чем столетие спустя (в 2018 году) в Кёльне. Этом занимается Прибалтийская историческая комиссия, образованная в 1951 г. в Гёттингене. Изданные в ФРГ тома подготовили к печати М. Тумзер, К. Нейтман и ряд других археографов. Первая серия этого собрания (тт. 1-14), выпущенная в 1853—2019 гг., включает материалы за 1093—1483 гг., вторая (тт. 1-3, выходила в 1900—1914 гг.) охватывает документы за 1500—1517 гг.

В XXI в. издание источников по истории церкви было продолжено. Например, недавно были опубликованы статуты соборного капитула епископства Помезанского, принятые около 1400 г.^[318]

Период Реформации и секуляризации в Пруссии тоже не остался без внимания археографов. Так, П. Чаккерт выпустил в 1890 г. трёхтомник документов и регестов по истории Реформации в герцогстве Прусском.^[319] Дополнением к этому своду можно считать книгу А. Боррмана о Реформации в епископстве Вармийском, содержащую документальное приложение.^[320] В послевоенное время крупный вклад в продолжение исследований внёс Вальтер Хубач. Он посвятил трёхтомный труд истории евангелической церкви Пруссии. Третий том этой книги является сборником документов.^[321]

Ценным вкладом в археографию прусских епископств после Реформации можно считать издание, подготовленное польским историком Яцеком Виячкой. В 2001—2005 гг. он опубликовал материалы визитаций Самбийского протестантского епископства за 1569 и 1570 гг.^[322]

Историю приёма в Пруссии эмигрантов-протестантов из Зальцбурга в XVIII в. осветил в своём труде Макс Бехайм-Шварцбах. Он рассматривал это мероприятие как элемент вероисповедной политики и как составную часть колонизационного процесса, поскольку зальцбургских изгнанников расселяли компактными общинами в восточных прусских амтах. В книге имеется обширное приложение, содержащее документы 1710—1843 гг.^[323]

Был опубликован также ряд источников XVII—XIX вв., проливающих свет на историю различных течений протестантизма в Пруссии, таких как реформатская церковь,^[324] пиетизм и секты, находившиеся позднее под его влиянием.^[325]

Положение католической церкви в Пруссии после Реформации удостоилось большого внимания со стороны археографов, хотя в источниковых публикациях отражено неравномерно. Многие материалы за первое столетие после секуляризации орденского государства вошли в вышеупомянутые сборники документов, посвящённые отношениям прусских герцогов c епископствами Вармийским и Кульмским. Кроме того, Герман Эренберг подготовил сборник актов и писем, касающихся в основном церковных дел и извлечённых из собраний Италии (преимущественно из Ватиканского архива). В нём приведено около 200 документов. За исключением нескольких, относящихся ещё к средневековому периоду (1263—1525), в книге абсолютно преобладают бумаги, связанные с эпохой после секуляризации Пруссии (1555—1800).^[326]

Особенно подробно отражено в археографии края положение католической церкви в Пруссии с XVII в. Этому периоду был посвящён выдающийся в своём роде девятитомный труд. Каждый том включает исследовательскую часть и обширнейшее документальное приложение. Начинал издание историк Макс Леман. Он негативно относился к проводимой тогда в Германии политике «культуркампфа», что наложило отпечаток на введения к первым выпущенным им томам. Их содержание дало католической Партии центра новый повод для критики правительственного курса. Однако после вмешательства Бисмарка и Генриха фон Зибеля, обеспечивавших выпуск этой серии, Леман отказался от введений к последующим томам. Завершал издание Герман Гранир, выпустивший последние два тома. В целом оно охватывает 1640—1807 гг. и документы за тот же период, извлечённые в основном из Тайного государственного архива.^[327] Важным дополнением к упомянутому изданию служит исследование Франца Диттриха, который рассматривал положение католиков в герцогстве и королевстве Прусском с момента секуляризации и до конца XVIII столетия. Помимо документов, опубликованных Леманом и Граниром, автор использовал целый ряд новых источников, опубликовав многие из них целиком или в выдержках на страницах своего труда. Наряду с актами Государственного архива, это были богатые материалы из архивов епископства Вармийского во Фрауэнбурге, католических приходов в Тильзите, Кёнигсберге и Браунсберге и резиденции иезуитов в Мариенбурге.^[328]

В послевоенный период заметный вклад в археографию этой темы внёс плодовитый западногерманский церковный историк и теолог Э. Гатц. Он выпустил сборник актов 1885—1914 гг. из архива министерства иностранных дел ФРГ о политике Пруссии в отношении ряда католических епископств, в том числе еп. Вармийского.^[329]

К 400-летию со дня смерти Йонаса Бреткунаса, переводчика Библии на литовский язык, Тайный государственный архив прусского культурного наследия совместно с Художественной библиотекой Берлинских государственных музеев организовал выставку «Церковь в деревне», материалы которой были отражены в обширном каталоге.^[330] Помимо описания экспонатов, в нём были опубликованы в факсимильном виде многочисленные документы XIII–XVIII вв., отражающие становление сети католических, а затем и протестантских сельских храмов и приходов в прусских землях. Это грамоты на пергамене и бумаге, фрагменты церковных книг, кадастровые планы и многое другое. В совокупности их можно рассматривать как заметный вклад в издание источников по прусской церковной истории.

Источники по истории других деноминаций и конфессий[править | править код]

Формирование и развитие иноверческих общин в Пруссии нашли отражение во многих письменных источниках. Но целостных сборников, в которых были бы опубликованы документы по их истории, пока не существует. Тем не менее, такие материалы публиковались в отдельных научных работах. Так, исследователей издавна привлекали старообрядцы с их своеобразным бытом и укладом жизни. Например, Эмиль Тициус в обширной статье, посвящённой старообрядцам уезда Зенсбург, привёл целиком или в изложении целый ряд документов, проливающих свет на становление этой общины и её отношения с прусскими властями в первой половине XIX в.^[331] Ф. Тетцнером были изданы запись обычного права, которого старообрядцы придерживались к моменту переселения в Пруссию,^[332] а также формула присяги, которую они приносили прусскому королю.^[333]

В довольно значительном объёме публиковались источники по истории еврейских общин Пруссии. Так, уже в 1791 г. вышла в свет книга, в которой приводились архивные документы XVIII в., отражавшие разногласия между верующими и прусскими властями по поводу молитвы «Алену» (в тексте этой молитвы усматривали антихристианские мотивы). Это издание подготовили основоположник Хаскалы («еврейского Просвещения») Мозес Мендельсон (1729—1786) и немецкий ориенталист, преподаватель Альбертины Георг Давид Кипке (1724—1779).^[334] В дальнейшем издавались источники по истории отдельных еврейских общин, крупнейшей из которых была кёнигсбергская (см. ниже).

Источники по истории культуры[править | править код]

По культурной истории Пруссии не было систематических источниковых публикаций. Тем не менее, отдельные важные её аспекты всё же получили отражение в археографии. Так, значительный интерес представляют публикации, посвящённые истории образования. Большой массив документов XVI—XVIII вв., отражающих становление и работу Кёнигсбергского университета, был включён в исследование Арнольдта по истории Альбертины.^[335] Некоторые дополняющие его источники, проливающие свет на возникновение этого учебного заведения, были позднее опубликованы Максом Тёппеном.^[336] В начале XX в. были изданы матрикулы университета с момента его основания,^[337] а уже в наши дни увидела свет книга протоколов философского факультета за 1916—1944 гг.^[338]

Польские учёные совместно с немецкими коллегами, опираясь на сохранившиеся документы Государственного архива в Ольштыне, работают над интернет-публикацией материалов по истории Альбертины. Особенное внимание уделяется при этом рукописям, связанным с жизнью и деятельностью Канта, трёхсотлетие со дня рождения которого (2024) дало дополнительный импульс к реализации упомянутого проекта.^[339]

В России архивные материалы по истории университета издавались редко. В советские годы тартуским исследователем Л. Н. Столовичем были введены в оборот небольшой автограф И. Канта и архивные источники, связанные с подготовкой собрания сочинений философа на рубеже XIX—XX вв.^[340] В наши дни появилась статья, в которой были напечатаны документы, связанные с одной из страниц истории Альбертины в период между мировыми войнами.^[341]

Своеобразную публикацию по герцогской эпохе подготовил Герман Эренберг, посвятивший свой труд искусству при дворах прусских герцогов. Более половины его книги отведено под документы, включающие 734 акта за 1515—1614 гг., а также выдержки из счетов за выполненные различными мастерами художественные работы.^[342] Тот же учёный предполагал выпустить труд, в котором намечал привести документы по изобразительному искусству орденской эпохи^[343] Однако он, по-видимому, не успел осуществить этот замысел из-за кончины.

Важными источниками по истории прусской культуры в XVI в. являются материалы переписки герцога Альбрехта с ведущими деятелями Реформации и учёными той эпохи, изданные Иоганнесом Фойгтом.^[344]

Встречались документальные публикации и в исследованиях по другим темам. Так, в обширном труде Э. А. Хагена по истории прусского театра помещён в полнотекстовой форме и в виде регестов ряд материалов XVII—XIX вв., отражающих становление этого вида искусства в Восточной и Западной Пруссии.^[345]

Интересным и важным видом историко-культурных источников являются так называемые дружеские альбомы (лат. alba amicorum, нем. Stammbücher). Это рукописные сборники, в которых друзья владельца оставляли на память различные записи религиозного и светского содержания в стихах и прозе. Такие записи сочинялись самими друзьями или представляли собою цитаты из чужих произведений. Считается, что этот обычай зарождается в XVI в. в протестантской среде, когда возникла мода коллекционировать автографы деятелей Реформации. Постепенно распространение и значение альбомов существенно расширяются. В XVIII—XIX вв. они превращаются в заметный элемент салонной культуры и в то же время по-прежнему широко бытуют в студенческой среде. Среди записей на страницах альбомов нередко встречаются также путевые заметки владельцев, рисунки (пейзажи, портреты, родовые гербы), иногда нотные записи и т. п. В совокупности такие материалы проливают свет на круг общения владельца, уровень образования в его среде, нравы и обычаи эпохи. Обилие представленных в них имён даёт сведения биографического и генеалогического характера. Поскольку многие записи вносились с указанием места и даты, по ним нередко можно судить о маршрутах поездок, а также о скорости перемещения по тогдашним дорогам. Всё это делает альбомы ценным источником по истории духовной и отчасти материальной культуры. В то же время пестрота и многоплановость содержания существенно затрудняют комплексное изучение альбомов.^[346]

Жанр дружеского альбома был широко представлен и в Восточной Пруссии. До войны в Городской библиотеке Кёнигсберга имелось представительное собрание из 143 хорошо сохранившихся альбомов.^[347] После 1945 г. небольшая часть этой коллекции оказалась в библиотеке Академии наук Литвы. Альбомы прусского происхождения имеются и в некоторых других собраниях. К настоящему времени ни один такой прусский альбом целиком не издавался. Однако целый ряд из них подробно описан; многие записи из них были опубликованы.^[348]

Так, большое внимание учёных привлёк старейший (1550 г.) альбом, принадлежавший Ахацию цу Дона-Шлобиттен (1533—1601). Из него были изданы многие записи и рисунки, а также содержавшиеся там табулатуры для лютни.^[350] Упомянутые публикации имеют большую важность, поскольку этот памятник прусской культуры был утрачен в результате второй мировой войны. В наше время появились ещё две подобные публикации, посвящёные уцелевшим альбомам XVI—XVII вв. Один из них сохранился в собрании Музея земли Вюртемберг (Landesmuseum Württemberg) в Штутгарте, другой — в Тайном государственном архиве прусского культурного наследия. В них также вошли многочисленные фрагменты из этих рукописей, в том числе на русском языке.^[351]

Заметное место среди источников по истории культуры занимают документы, отразившие становление и развитие книжного и библиотечного дела в Пруссии. Так, Х. Крольман в своём труде по истории кёнигсбергской Городской библиотеки привёл документы о её основании в XVI в. и каталог её первоначального собрания.^[352] Большого внимания удостоилась в литературе известная библиотека, учреждённая в 1623 г. герцогским канцлером Мартином фон Валленродтом (1570—1632). В 1650 г. его сын сделал это собрание общедоступным, а в 1908 г. оно влилось в состав Королевской и Университетской библиотеки как обособленная книжная коллекция.^[353] В посвящённой ей работе известный немецкий библиотековед и библиограф Фриц Юнтке поместил обширное документальное приложение, в котором собраны материалы по истории библиотеки в 1629—1908 гг.^[354]

Известно, что часть прусского книжного наследия уцелела и попала в библиотеки России, Польши и Литвы.^[355] В послевоенные годы многие из этих книг получили научные описания. Они сыграли известную роль и в развитии археографии. Дело в том, что в печатных изданиях встречаются многочисленные рукописные записи и владельческие пометы, на переплётах при их изготовлении нередко помещались надписи нравоучительного, религиозного и философского содержания и т. п. элементы. Они проливают свет на бытование книг, смену их владельцев, восприятие текстов читателями, историю книжных цен и книготорговли и другие стороны культурной жизни. Так, польский книговед Януш Тондель издал каталог книг из знаменитой Серебряной библиотеки герцога Альбрехта Прусского, попавших в собрание Торуньского университета. В этом издании воспроизведены некоторые записи на листах книг и многочисленные надписи на серебряных переплётах.^[356] Тем же автором на основе фондов торуньского университетского собрания был подготовлен сборник очерков о книжной культуре Кёнигсберга, один из которых был посвящён старинным каталогам книжных аукционов. В приложении Тонделем был опубликован регламент проведения таких аукционов, изданный Кёнигсбергским университетом в 1725 г.^[357]

В послевоенное время на российской территории оказалась часть Валленродтовской библиотеки. Свыше тысячи томов из неё попало в Библиотеку академии наук.^[358] Недавно ею был издан каталог, в котором были описаны книги формата «in quarto» с их рукописными элементами.^[359] Некоторые образцы подобных же записей были приведены в содержательном обзоре книжной коллекции из кёнигсбергских библиотек, оказавшейся после войны в Новосибирске, в Государственной публичной научно-технической библиотеке Сибирского отделения Российской академии наук.^[360]

Хозяйственная и финансовая документация[править | править код]

Среди прусских источников немаловажное значение имеет документация, касающаяся экономики и финансов края. Так, Э. Иоахим издал книгу орденского казначея за 1399—1409 гг.,^[361] К. Заттлер — торговые счета ордена XIV—XV вв.,^[362], В. Циземер — Большую книгу амтов XIV—XV вв.,^[363] а П. Г. Тилен — Большую чиншевую книгу ордена 1414—1438 гг.^[364] С. Экдаль подготовил к печати книгу жалования наёмным войскам ордена за 1410—1411 гг.^[365] (вышла в серии публикаций Тайного государственного архива прусского культурного наследия). Ещё одной крупной публикацией стали орденские долговые книги и счета, вышедшие под редакцией Ю. Зарновского.^[366] Тем же Ю. Зарновским совместно с Кордулой Францке были изданы книги некоторых амтов орденской Пруссии середины XV столетия.^[367]

Тесно связано с экономической историей Пруссии наставление по землемерному искусству «Geometria Culmensis», созданное неизвестным автором на рубеже XIV—XV вв. Его текст, дошедший до нас на латинском и немецком языках, был подготовлен к печати Г. Мендталем.^[368] Интересный источник ввёл в оборот известный историк Ганс Прутц. Это дорожные счета, которые вёл граф Дерби (будущий английский король Генрих IV) во время поездок в Пруссию в конце XIV в.^[369]

В археографии получил отражение и период после секуляризации Пруссии. Уже упоминавшийся Ганс Дильман выпустил в свет материалы, связанные с налогообложением населения для войны с турками за 1540 г.^[370] Важным источником по истории Пруссии во второй половине XVI в. является экономическое описание её амтов, составленное в 1578 г. одним из герцогских советников, Каспаром фон Ностицем (1500—1588). Материалом для него послужили неоднократные ревизии герцогских имений в 1560-х — 1570-х гг. Этот ценный источник издал Карл Ломейер, дополнительно поместив в своей публикации многочисленные документы за 1529—1576 гг.^[371]

Эпиграфика[править | править код]

По-своему ценными можно признать публикации эпиграфических материалов. Надписи на зданиях и в помещениях, на отдельных предметах и т. п. интересны не только как свидетельства тех или иных событий, но и как источник по истории ментальности. Впоследствии они были почти полностью уничтожены вместе с их материальными носителями из-за гибели старой застройки и утраты музейных коллекций.

Старейшую и численно небольшую часть подобных текстов образуют рунические надписи, нанесённые на поверхность оружия, бытовых предметов и монет. Они имеют, как правило, раннесредневековое происхождение и связаны с присутствием скандинавского элемента на прусских берегах или с притоком вещей из освоенного викингами ареала. Благодаря археологическим раскопкам или случайным находкам такие надписи попадали в поле зрения учёных уже в XIX — первой половине XX вв.^[372] В послевоенный период число обнаруженных и опубликованных материалов увеличилось благодаря многолетним исследованиям московского археолога В. И. Кулакова и его учеников.^[373] Данные о рунических надписях с территорий бывшей провинции пока не сведены воедино. В будущем предстоит создать на их основе целостный корпус, что облегчило бы специалистам разных стран знакомство с этим видом источников.

Основную же часть прусской эпиграфики образуют надписи орденского и послеорденского времени. Прежде они были весьма распространены в крае. Французский путешественник XVIII в. Обри де ла Моттрэ с некоторым удивлением отмечал, что какие-нибудь надписи на латыни и немецком можно видеть над дверями почти всех домов в немецких городах, но особенно это было характерно для Кёнигсберга. Это были цитаты из Священного писания, пословицы или изречения на нравственные темы.^[374]

Надписи включались иногда в корпусные издания, выпускавшиеся в XIX — начале XX вв. Однако эпиграфическим материалам была посвящена и специальная публикация, подготовленная Б. Шмидом. Она охватывает орденский период до середины XV в.^[375] Многочисленные материалы такого рода вошли также в известное научное описание художественных памятников Восточной Пруссии, подготовленное А. Бёттихером.^[376] Публикации отдельных эпиграфических памятников появлялись и позднее. Например, К. Крольман ввёл в оборот пространную позднеренессансную эпитафию Петера цу Дона и Катарины фон Цемен из церкви в Морунгене.^[377]

Уделялось некоторое внимание этому виду источников и в послевоенный период. Т. Юрковлянец в подробном обзоре рассмотрел более ранние публикации средневековых прусских эпитафий и дополнительно привёл в своей статье некоторые из них.^[378] Историк Станислав Флис исследовал и публиковал старые польские надписи (включая эпитафии), выявленные в Ольштынском повете.^[379] К. Врублевска вернулась к изданной ранее эпитафии Петера цу Дона и Катарины фон Цемен, вновь издав её текст (с переводом с латыни на польский язык) и проанализировав в связи с иконографической программой памятника.^[380] Ряд исследователей ввёл в оборот эпитафии на кладбищах в бывшей Восточной Пруссии^[381] и т. д. Редким примером современной отечественной публикации такого рода служит недавняя статья, посвящённая событиям Семилетней войны. В ней издана надпись на памятном камне у поселка Воротыновка Черняховского муниципального округа (возвращён на своё место в 2008 г.) об одном из боёв 1757 г. и помещено фото памятника.^[382]

В связи с публикациями эпиграфических источников заслуживают упоминания ещё два весьма ценных издания, осуществлённых в рамках международного сотрудничества. Первое из них представляет собою компакт-диск, на котором воспроизведены многочисленные материалы из архива бывшего Управления хранителя памятников провинции Восточная Пруссия в Кёнигсберге (Provinzialdenkmalamt in Königsberg). Это ведомство существовало с 1893 г. и действовало до 1944 г. После войны его архив оказался разрознен. Все уцелевшие текстовые документы и часть технической документации (в том числе некоторое количество иконографических материалов) в 1952 г. попали в Государственный архив в Ольштыне, в то время как большая часть иконографии и архив негативов оказались в Государственном институте искусства (в настоящее время Институт искусства Польской академии наук) в Варшаве. Какой-то объём фотографий остался в Торуне, неопределённое количество негативов (и, видимо, отпечатков) оказалось в частных руках.^[383] В наши дни благодаря усилиям польских и немецких учёных удалось ввести в оборот многие из этих материалов. В проекте участвовали Германский исторический институт в Варшаве, Институт искусства Польской академии наук, Государственный архив в Ольштыне и ольштынский же Музей Вармии и Мазур. Упомянутый диск включает около восьми тысяч изображений, в их числе — множество эпитафий и других надписей из различных мест провинции.^[384]

Другое издание было выпущено совместно германскими и российскими специалистами. Это большой иллюстрированный альбом, посвящённый монументальной живописи XIII—XVIII вв. на территории Калининградской области.^[385] В его основу была положена коллекция цветных диапозитивов, сохранившихся в собрании Центрального института истории искусств в Мюнхене. На них запечатлены многие росписи в зданиях Кёнигсберга, некоторых малых городов (Нойхаузена, Тапиау), в отдельных замках и сельских церквях. Фотосъёмка была проведена в 1943—1945 гг. по распоряжению властей ввиду угрозы воздушных налётов. Большинство этих объектов действительно погибло в военные и послевоенные годы, поэтому многие сохранившиеся изображения являются уникальными. Фоторепродукции сопровождаются историческими и искусствоведческими справками. Ценность фотоальбома в археографическом контексте заключается в том, что многие изображённые на фотографиях памятники монументальной живописи имеют хорошо читаемые латинские и немецкие надписи религиозного и светского содержания. Эти надписи проливают свет на историю, культурную жизнь и ментальность эпохи. Большинство из них не имеет в книге русского перевода и даже не транскрибировано. Несмотря на это, их публикация всё равно имеет большое научное значение. Упомянутая книга — крайне редкий пример успешной международной кооперации с участием российских учёных при введении в оборот неопубликованных исторических источников Восточной Пруссии. Этот опыт сотрудничества вполне может быть использован в будущем и при совместной подготовке, например, документальных сборников по отдельным проблемам истории края.

Наиболее видные публикаторы[править | править код]

В нижеследующие списки публикаторов включаются прежде всего учёные, подготовившие крупные по объёму и научному значению источники. Наряду с ними, в списки вошли также лица, издавшие не столь значительный объём документов, но оказавшиеся единственными в своей области исследований. Это касается в основном авторов, занимавшихся локальной историей края, поскольку многие материалы местных архивов до нас не дошли и известны только по их публикациям.

Далеко не все публикаторы, издававшие источники по прусской истории, были профессиональными археографами. Часть из них имела даже не историческое, а иное образование (например, юридическое или богословское). Но всё же среди них преобладали историки, многие из которых оставили в то же время и важные труды о прошлом Пруссии. Их деятельность была составной частью общеевропейской науки. Кроме того, в XVIII — начале XX вв. благодаря географической близости Пруссии и России, их давним историческим связям установились и довольно тесные контакты некоторых прусских исследователей с академическими кругами Российской империи, в особенности её Прибалтийских губерний. Это отражалось и в тематике их работ, и в репертуаре издаваемых ими источников. В послереволюционный период эти традиционные связи обрываются (последней заметной фигурою такого рода был А. Бецценбергер, скончавшийся в 1922 г.). После 1991 г. они осуществляются эпизодически, в виде конференций, публикаций отдельных немецких авторов (например, Б. Йенига) в российской периодике и работ российских учёных в ФРГ и Польше. Однако, в отличие от польских и литовских коллег, российские археографы пока почти не участвуют в международной кооперации с немецкими специалистами, занимающимися изданием источников по прусской истории.

Приводимые в этом и последующих разделах списки публикаторов составлены в хронологии дат рождения. О некоторых из тех, чьи данные не были отражены в Википедии, даются дополнительные справки. Некоторые фамилии упоминаются более чем в одном разделе, поскольку ряд публикаторов издавал источники по нескольким городам или регионам. Отмечаются также связи упоминаемых учёных с Россией.

Кроме того, сделана попытка учесть по возможности иконографию учёных (портреты, иногда видеозаписи). Звёздочкой (*) отмечены фамилии тех лиц, чьи портреты приведены в русской, немецкой или польской Википедии. Если таковые в ней отсутствуют, даются ссылки на иные интернет-ресурсы или печатные издания.

XVI—XVIII вв.[править | править код]

Михаэль Лилиенталь, лютеранский богослов и историк, видный деятель прусского Просвещения. С 1727 г. был куратором Кёнигсбергской городской библиотеки, издал немало письменных источников по прусской истории.

Хенненбергер, Каспар (Hennenberger, Kaspar),^[386] 1529—1600
Харткнох, Кристоф (Hartknoch, Christoph), 1644—1687 *
Грубе, Георг (Grube, George),^[387] 1656—1722
Лилиенталь, Михаэль^[388] (1686—1750) *
Арнольдт, Даниэль Генрих (Arnoldt, Daniel Heinrich), 1706—1775. Портрет Д. Г. Арнольдта.
Лесток, Иоганн Людвиг (L’Estocq, Johann Ludwig),^[389] 1712—1779
Догель, Матей (1715—1760) *
Бачко, Людвиг фон (Baczko, Ludwig Franz Adolf Josef von),^[390] 1756—1823 *
Леман, Христиан Карл (Leman, Christian Karl), 1779—1859
Пройс, Иоганн Давид Эрдман (1785—1868)
Тургенев, Александр Иванович (1784—1845) *
Фойгт, Иоганнес^[391] (1786—1863) *
Зааге, Иоганн Мартин (Saage, Johann Martin), 1795—1869
Дзялынский, Адам-Тит (1797—1861) *
Хаген, Эрнст Август (1797—1880) *

XIX в.[править | править код]

1801—1850[править | править код]

Бунге, Фёдор Андреевич (Bunge, Friedrich Georg von), 1802—1897 *
Якобсон, Генрих Фридрих (Jacobson, Heinrich Friedrich), 1804—1868

Хирш, Теодор (Hirsch, Theodor),^[392] 1806—1881 *
Филиппи, Рудольф (Philippi, Rudolf),^[393] 1821—1897
Бульмеринг, Август фон (1822—1890) *
Тёппен, Макс Поллукс (Toeppen, Max Pollux),^[394] 1822—1893 *
Вёльки, Карл (Woelky, Carl Peter),^[395] 1822—1891
Любомирский, Ян Тадеуш (1826—1908) *
Хазенкамп, Ксавье фон (Hasenkamp, Xaver von),^[396] 1826—1911
Ломейер, Карл Генрих (Lohmeyer, Karl Heinrich),^[397] 1832—1909
Эрдмансдёрффер, Бернгард (Erdmannsdörffer, Bernhard), 1833—1901 *
Штрельке, Эрнст (Strehlke, Ernst Gottfried Wilhelm), 1834—1869
Кольберг, Августин (Kolberg, Augustin), 1835—1909 *
Гиплер, Франц (Hipler, Franz),^[398] 1836–1898 *

Пауль Лабанд, выдающийся германский государствовед. Помимо действующего законодательства, много занимался историей средневекового права, издал ряд его памятников.

Кентшинский, Войцех (Kętrzyński, Wojciech), 1838—1918 *
Лабанд, Пауль (Laband, Paul), 1838–1918 *
Штеффенхаген, Эмиль (Steffenhagen, Emil Julius Hugo), 1838—1919
Бехейм-Шварцбах, Макс (Beheim-Schwarzbach, Max), 1839—1910. Портрет М. Бехейм-Шварцбаха.^[399]
Диттрих, Франц (Dittrich, Franz), 1839—1915
Карпов, Геннадий Фёдорович (1839—1890) *
Петер, Генрих (Peter, Heinrich), 1839—1901
Симсон, Бернгард фон (Simson, Bernhard von), 1840—1915
Гильдебранд, Герман Христиан (1843—1890)
Хирш, Фердинанд (Hirsch, Ferdinand),^[400] 1843—1915
Прутц, Ганс^[401] (1843—1929) *

Леман, Макс (Lehmann, Max),^[402] 1845—1929. Портрет М. Лемана.
Мартенс, Фёдор Фёдорович (1845—1909) *
Петтенегг, Эдуард Гастон граф фон (Pettenegg, Eduard Gaston, Graf von), 1847—1918. Портрет Э. Г. фон Петтенегга.
Арбузов, Леонид Александрович (1848—1912) *
Масловский, Дмитрий Фёдорович (1848—1894) *
Перльбах, Макс (Perlbach, Max),^[403] 1848—1921. Портрет М. Перльбаха.
Чаккерт, Пауль (Tschackert, Paul Moritz Robert),^[404] 1848—1911. Портрет П. Чаккерта.^[405]
Заттлер, Карл (Sattler, Karl), 1850—1906

1851—1900[править | править код]

Бецценбергер, Адальберт^[406] (1851—1922) *
Иоахим, Эрих (Joachim, Erich),^[407] 1851—1923
Шварц, Филипп (Schwartz, Philipp),^[408] 1851—1908. Портрет Ф. Шварца.^[409]
Броде, Рейнгольд (Brode, Reinhold), 1856—1929. Портрет Р. Броде.
Гранир, Герман (Granier, Hermann), 1857—1941
Эренберг, Герман (Ehrenberg, Hermann), 1858—1920
Пржибрам, Альфред (1859—1942). Портрет А. Пржибрама.^[410]
Серафим, Август Роберт^[411] (1863—1924)
Мендталь, Ганс (Mendthal, Hans),^[412] 1864—1934
Лемменс, Леонгард (Lemmens, Leonhard), 1864—1929 *
Мачковский, Карл Август (Maczkowski, Karl August)^[413]
Зоммерфельдт, Густав (Sommerfeldt, Friedrich Heinrich Gustav), 1865—1939
Брейзиг, Курт (Breysig, Kurt), 1866—1940 *
Крольман, Христиан (Krollmann, Christian Anton Christoph), 1866—1944. Портрет Х. Крольмана.^[414]
Кохановский-Корвин, Ян Кароль (Kochanowski-Korwin, Jan Karol), 1869—1949 *
Шмид, Бернгард (Schmid, Bernhard), 1872—1947. Портрет Б. Шмида.
Фелинг, Фердинанд (1875—1945)
Шпан, Мартин (Spahn, Johann Martin Adolf), 1875—1945 *
Арбузов, Леонид Леонидович (Arbusow, Leonid Hans Nikolaus), 1882—1951. Портрет Л. Арбузова.

Циземер, Вальтер (Ziesemer, Walther), 1882—1951 *
Хейн, Макс (Hein, Max Hermann Meinhard),^[415] 1885—1949. Портрет М. Хейна.
Юнтке, Фриц (Juntke, Fritz), 1886—1984. Портрет Ф. Юнтке и обзор его личного фонда в Университетской и земельной библиотеке Саксонии-Ангальта (Галле).
Шмаух, Ганс (Schmauch, Hans), 1887—1966. Портрет Г. Шмауха.
Яблонскис, Константинас Ионович (1892—1960). Портрет К. И. Яблонскиса.
Вейзе, Эрих (Weise, Erich),^[416] 1895—1972 *
Шеель, Гельмут (Scheel, Helmuth), 1895—1967. Портрет Г. Шееля.
Коробков, Николай Михайлович (1897–1947). Портрет Н. М. Коробкова и биографический очерк учёного.
Форстройтер, Курт (Forstreuter, Kurt),^[417] 1897—1979 *
Лянцкоронская, Каролина (Lanckorońska, Karolina),^[418] 1898—2002 *
Машке, Эрих^[419] (1900—1982). Портрет Э. Машке.

XX в.[править | править код]

1901—1950[править | править код]

Пакарклис, Повилас Ионович (1902—1955).^[420] * Другой портрет П. Пакарклиса.
Штадельман, Рудольф (Stadelmann, Rudolf), 1902—1949. Портрет Р. Штадельмана.
Гурский, Кароль (Górski, Karol),^[421] 1903—1988. Портрет К. Гурского.
Кёппен, Ганс (Koeppen, Hans),^[422] 1913—1977 *

Хубач, Вальтер^[423] (1915—1984) *
Сулковска-Курась, Ирена (Sułkowska-Kurasiowa, Irena), 1917—2006. Портреты И. Сулковской-Курась.
Пашуто, Владимир Терентьевич (1918—1983) *
Бискуп, Мариан (Biskup, Marian),^[424] 1922—2012. Портрет М. Бискупа.
Олех, Люциан (Olech, Lucjan), 1923–2013 (?)^[425]
Тилен, Петер Геррит (Thielen, Peter Gerrit),^[426] 1924—2008. Портрет П. Г. Тилена.^[427]
Рымашевский, Зигфрид (Rymaszewski, Zygfryd), род. в 1927. Портрет З. Рымашевского (помещён в труде к 70-летию факультета права и администрации Лодзинского университета).^[428]
Курась, Станислав Мария (Kuraś, Stanisław Maria), 1927—2009. Портреты С. М. Курася.
Гатц, Эрвин (Gatz, Erwin), 1933—2011. Портрет Э. Гатца.
Экдаль, Свен (Ekdahl, Sven), род. в 1935. Портрет С. Экдаля на его личном сайте.
Долецель, Стефан Герберт (Dolezel, Stephan Herbert), род. в 1936. Видео с участием С. Долецеля (телевизионное интервью с президентом ФРГ Карлом Карстенсом, 13 октября 1981 г.).
Арнольд, Удо (Arnold, Udo), род. в 1940. Портрет У. Арнольда.
Йениг, Бернхарт (Jähnig, Bernhart), род. в 1941. Видео с участием Б. Йенига (выступление на открытии выставки «Церковь в деревне», организованной в Эмдене Тайным государственным архивом прусского культурного наследия, 8 сентября 2005 г.). *
Хартман, Стефан (Hartmann, Stefan),^[429] 1943—2016. Видео с участием С. Хартмана (выступление на том же мероприятии).
Дильман, Ганс Гейнц (Diehlmann, Hans Heinz)
Тандецкий, Януш (Tandecki, Janusz), род. в 1950. Портрет Я. Тандецкого.

1951—2000[править | править код]

Беннингховен, Урсула (Benninghoven, Ursula),^[430] 1952—2010
Буэс, Альмут (Bues, Almut),^[431] род. в 1953. Портрет А. Буэс.
Тумзер, Маттиас (Thumser, Matthias), род. в 1953 *
Нейтман, Клаус (Neitmann, Klaus), род. в 1954. Видео с участием К. Нейтмана (выступление на Всегерманском съезде по истории немецких земель, Берлин, 15 мая 2009 г.).
Тилицкий, Христиан (Tilitzki, Christian), род. в 1957. Видео с участием Х. Тилицкого (вручение ему Гиршке-Дорнбургской премии от Восточнопрусского землячества за исследование по истории Кёнигсбергского университета в 1871–1918 гг., Кассель, 17 мая 2014 г.).
Гальбек, Христиан (Gahlbeck, Christian), род. в 1958. Портрет Х. Гальбека.
Радзиминский, Анджей (Radzimiński, Andrzej) род. в 1958. Видео с участием А. Радзиминского (церемония его награждения г. Любавой за вклад в историографию родного города, 21 августа 2021 г.)
Виячка, Яцек (Wijaczka, Jacek), род. в 1960. Портрет Я. Виячки. Видео с участием Я. Виячки (беседа с историком в связи с изданием его новой книги о «ведовских процессах» в Польше XVII—XVIII вв., 2022 год).
Олиньский, Пётр (Oliński, Piotr), род. в 1965
Левандовска, Лилиана (Lewandowska, Liliana)^[432] Видео с участием Л. Левандовской (презентация книги Густава Лика по истории западнопрусского г. Лёбау, переведённой исследовательницей с немецкого языка), 9 декабря 2016 г.
Копиньский, Кшиштоф (Kopiński, Krzysztof),^[433] род. в 1974. Портрет К. Копиньского.
Бискуп, Радослав (Biskup, Radosław), род. в 1976. Портрет Р. Бискупа. Видео с участием Р. Бискупа (доклад об истории Штутова, 2017).
Прудовский, Пётр Игоревич, род. в 1981. Портрет П. И. Прудовского.
Полехов, Сергей Владимирович, род. в 1986. Портрет С. В. Полехова.
Пахалюк, Константин Александрович, род. в 1991. Портрет К. А. Пахалюка.
Францке, Кордула (Franzke, Cordula A.).

Археография территорий нынешней Калининградской области[править | править код]

Калининградская область представляет собою ядро бывшей Восточной Пруссии, с нею связано большинство происходивших в крае исторических событий. Благодаря обилию опубликованного летописного и актового материала эта область является сегодня единственным в своём роде субъектом Российской Федерации, имеющим солидные корпусные издания источников, подготовленные по территориальному принципу. Но эта работа ещё далеко не завершена. Она охватывает пока в основном средневековый период и отчасти раннее Новое время. Помимо вышеуказанных публикаций общепрусского характера, заслуживают внимания издания источников, отражающих досоветскую историю отдельных местностей и городов области.

Археография отдельных местностей[править | править код]

Акты и грамоты[править | править код]

О публикации актов, касающихся истории отдельных епископств, уже говорилось выше. К Калининградской области имеют отношение материалы двух из них: еп. Самбийского и еп. Вармийского. Издавались также сборники, отражающие прошлое отдельных административных единиц. Примером может служить содержательный сборник документов по истории бывшего гауптамта Инстербург, который выпустили Г. Кивнинг и М. Лукат.^[434] Он важен в первую очередь для изучения истории нынешнего Черняховского района и прилегающих территорий. Публикаторы составили его по материалам из Королевского государственного архива в Кёнигсберге и Королевского государственного тайного архива в Берлине. Книга содержит 356 документов за 1376—1623 гг. В оглавлении сборника содержится также перечень бумаг за 1623—1640 гг., который были скопированы публикаторами, но в том не вошли. Во введении к книге отмечается, что в собирание материалов о прошлом города и уезда внёс свой вклад историк Фридрих Крузе, приобретший ранее большую известность на службе в России (в 1828—1853 гг. он был профессором истории в Дерптском университете).^[435] Приблизительно с 1850 и до 1860 г. он периодически гостил в Инстербурге у своих родственников и, заинтересовавшись городской историей, заказал множество копий из Королевского государственного архива в Кёнигсберге. Эти копии были переплетены в виде большой книги и затем переданы в архив инстербургского магистрата. Позднее они послужили основой для «Краткой хроники города Инстербурга», изданной старшим преподавателем местной гимназии Генрихом Тёвсом к юбилею города в 1883 г.^[436] Кроме того, Крузе в 1861 г. написал ценную, но малоизвестную хронику истории Инстербурга, сохранявшуюся в виде четырёх толстых рукописных томов. В ней, в частности, прослеживается связь кладов и могильников, раскопанных в Прибалтийских провинциях России, с аналогичными объектами в инстербургской округе.^[437] Сегодня судьба этого сочинения Крузе неизвестна.

Публикации по истории отдельных прусских микрорегионов появлялись и в послевоенное время. Большое значение имели при этом обзоры архивных фондов такого рода, которые являются необходимой предпосылкою для подготовки издания источников. Так, увидели свет обзоры средневековых грамот, относящихся к амту орденского маршала (имел резиденцию в Кёнигсберге),^[438] комтурства Бранденбург^[439] и амта Домнау^[440] Печатались и сами источники — иногда в виде включений в те или иные монографические работы, иногда как предмет самостоятельного интереса (в виде отдельных статей или даже сборников). Так, Ю. Зарновский ввёл в оборот документы о хозяйстве и поземельных отношениях в комтурстве Бранденбург первой половины XV столетия.^[441] Медиевист Гриша Феркамер подготовил фундаментальное исследование по истории комтурства Кёнигсберг в орденской Пруссии. В нём помещено приложение с документами за 1393—1418 гг.^[442]

Материалы по исторической демографии[править | править код]

Довольно большой размах получило в послевоенные годы издание списков жителей по отдельным восточнопрусским амтам и уездам. Например, Хорст Кенкель издал списки крестьян амта Тильзит, которые представляли демографическую картину этого амта до и после «Великой чумы» 1709—1710 гг.^[443] Эти сведения важны в контексте истории нынешних Неманского и Славского районов Калининградской области. Отто Шеммерлингом были введены в оборот списки жителей позднейшего уезда Хайлигенбайль (существовал в 1818—1945 гг.) за 1601—1875 гг., вышедшие в свет в трёх частях. Они охватывают территорию амтов Бальга, Бранденбург, Карбен и Коббельбуде.^[444] Эти земли относятся сегодня в основном к Багратионовскому и Гурьевскому районам. Куртом Фогелем были подготовлены к печати налоговые списки амтов Прейсиш-Эйлау (1756—1876) и Удерванген (1772—1819), проливающие свет на географию расселения и демографические процессы в этих амтах. Они связаны с прошлым Багратионовского района.^[445]

К числу новейших публикаций такого рода относятся списки жителей Инстербургского уезда, извлечённые из старейших сохранившихся церковных книг. Их подготовка была плодом усилий нескольких краеведов и генеалогов. В основе издания лежала картотека, составленная г-жой Скишус, активной участницей инстербургского землячества. Впоследствии её уточняли и дополняли член Союза генеалогии Восточной и Западной Пруссии Генрих Ульрих Анбуль (который пользовался ею для собственных изысканий и для создания семейной хроники), а также другие исследователи. Результаты этой работы были сведены воедино Утой Дрекслер. Издание включает записи о рождениях, крестинах, венчаниях и смертях жителей Инстербурга и уезда с начала XVIII по середину XIX вв. и является ценным вкладом в археографию, источниковедение и историческую демографию провинции.^[446]

Недавно был осуществлён ещё один заметный издательский проект, связанный с историей заселения так называемой «Прусской Литвы» от средних веков до периода после второй мировой войны. Эти демографические и миграционные процессы представлены на примере прихода Толльмингкемен и его окрестностей, где в XVIII в. проходила деятельность литовского поэта и священника Кристионаса Донелайтиса. Первый том издания включает исследование, второй представляет собою сборник документов.^[447] Этот труд связан с прошлым Нестеровского района. Несмотря на ряд неточностей, издание удостоилось высокой оценки в российской печати: отмечалось, что исследование, написанное в жанре микроистории, наследует лучшие традиции классической немецкой историографии.^[448]

В конце 1930-х гг. супружеская пара исследователей — географ Ганс Мортензен (1894—1964) и историк Гертруда Мортензен (1892—1992) — подготовила фундаментальный труд по истории заселения северо-восточных амтов Восточной Пруссии до начала XVII столетия.^[449] Третий том этого труда, содержавший исторические документы, не вышел в свет по политическим обстоятельствам того времени. Собранные источники свидетельствовали о значительном участии литовского элемента в заселении края. В условиях назревающего конфликта Германии с Литвою из-за Мемельской области это оказывалось политически неудобным. Будучи добросовестными учёными, авторы предпочли не искажать историю, а повременить с публикацией.^[450] При их жизни она так и не была осуществлена. Но с конца 1990-х гг. ведётся подготовка этой важной книги к изданию;^[451] правомерно ожидать, что вскоре она всё же выйдет в свет.

Археография отдельных населённых пунктов[править | править код]

Общие тенденции развития[править | править код]

Археография отдельных восточнопрусских городов, деревень, усадеб возникает в эпоху Просвещения, некоторые документы были изданы ещё в XVII в. Часть ранних материалов (например, учредительные грамоты ряда городов орденской эпохи) попала в более крупные своды типа Codex diplomaticus Prussicus, Preußisches Urkundenbuch и сборники по истории епископств. Но большинство документов, проливающих свет на внутреннюю жизнь этих общин, осталось за их рамками. Поэтому введение их в оборот сильно затянулось. Оно зависело от таких факторов, как степень сохранности местных архивов, их доступность,^[452] наличие квалифицированных научных кадров среди любителей локальной истории, заинтересованность городских властей и научных обществ в публикации соответствующих материалов.

Археографические издания по локальной тематике выходили в свет в основном до 1945 г., история городов края оказалась в них отражена очень неполно. А вторая мировая война самым трагическим образом сказалась на судьбе источниковой базы: большинство городских материалов погибло (см. ниже). Несмотря на это, публикации продолжались и в послевоенные годы на основе уцелевших фондов.

Изданные к настоящему времени городские источники выходили в свет главным образом в учёных журналах или как документальные приложения к работам по городской истории и крайне редко — в виде отдельных книг. В послевоенный период, помимо журнальных публикаций, городские материалы появлялись в сборниках научных статей, а также в так называемых «книгах родины» (Heimatbücher) — сборниках, издаваемых землячествами выходцев из отдельных восточнопрусских уездов.^[453] Российские же публикации архивных источников по прусской локальной тематике пока остаются единичными.

Кёнигсберг[править | править код]

Наибольший объём письменных источников опубликован по Кёнигсбергу, столице края. Они весьма разнообразны по объёму и характеру и в совокупности рисуют богатую панораму городской истории.

История и состояние источниковой базы[править | править код]

Кёнигсберг, ратуша Старого города (слева), где до 1911 г. находился городской архив

Изначально основная масса источников по истории Кёнигсберга хранилась, естественно, в архивах трёх составлявших его общин – Старого города (получил городские права в 1286 г.), Лёбенихта (с 1300 г.) и Кнайпхофа (с 1327 г.). После их слияния в 1724 г. в единый город был учреждён общегородской архив. Но многие старые документы, восходившие отчасти ещё к XIII столетию, были заброшены и в XIX в. большей частью уничтожены из-за невежества чиновников. Поэтому от средних веков в городском архиве почти не сохранилось ни протоколов заседаний городских советов, ни судебных дел, ни бюргерских книг, ни городских счетов. За небольшим исключением, не дошли до нас и дела городских гильдий и цехов того времени. Таким образом, фонды архива ни в коей мере не соответствовали многовековой истории города. Несмотря на это, многие пробелы в документации восполняются благодаря тому обстоятельству, что значительные территории Кёнигсберга подчинялись не городским, а государственным (орденским, герцогским, королевским) властям. Это замок, часть окружавших город слобод и предместий и пригородные деревни, вошедшие со временем в городскую черту. Бумаги, связанные с их жизнью, отложились соответственно в общегосударственных архивах.^[454]

Ряд ценных материалов, освещавших историю города, хранился также в коллекции Городской библиотеки, которая со временем оказалась в одном здании с городским архивом.

Вторая мировая война привела к гибели кёнигсбергского городского культурного наследия,^[455] в том числе и городского архива. Последний его директор, известный историк Фриц Гаузе, пытался осуществить эвакуацию фондов в тыл, но столкнулся с противодействием гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. В последние военные месяцы документы архива оставались в самом городе, а часть была вывезена в местечко Вальдау под Кёнигсбергом, чтобы предохранить их от бомбёжек. Предполагается, что все эти бумаги были утрачены в конце войны или вскоре после её окончания.^[456] Описи же этого архива или хотя бы путеводители по его фондам в довоенный период не издавались.

Что касается рукописей Городской библиотеки, то эта коллекция, как уже сказано, была утрачена частично, но ряд её манускриптов всё же сохранился в собраниях Польши, России и Литвы.

Большая коллекция документов находилась также в собрании Кёнигсбергского музея городской истории, основанного в 1928 г. и располагавшегося в ратуше Кнайпхофа.^[457] В их числе были, например, воспоминания об истории университета, его профессорах и студентах. Эвакуация материалов музея за пределы провинции не производилась. В конце войны часть фондов была вывезена для сохранности в деревни уезда Прейсиш-Голланд (ныне на территории Польши): Карвинден (совр. Карвины) и Ломп (совр. Лэмпно), а остальное укрыто в бункерах под зданием музея и на ул. Коперника (Kopernikusstraße). Их содержимое, по всей вероятности, погибло или было расхищено в ходе штурма города или вскоре после его взятия. Об их судьбе сохранилось свидетельство одной из сотрудниц музея, высланной в Германию лишь в 1948 году. По её словам, в августе 1945 г. она заходила в бункер под музеем, уцелевший в ходе военных действий. Он был опустошён, внутри и на улице рядом лежало только несколько разбитых экспонатов. В марте 1946 г. она побывала в бункере на ул. Коперника, который также был почти пуст. При свете свечи она обнаружила там лишь фрагмент вазы из музея Канта и несколько рукописных дружеских альбомов XVII в. из Городской библиотеки. В марте 1948 г., перед депортацией из города, она ещё раз побывала у здания музея. К тому времени центральная часть здания ратуши уже обрушилась и погребла под собою бункер со всем, что ещё могло там находиться.^[458]

Несмотря на болезненные утраты, многие важные городские материалы до нас дошли в составе фондов Тайного государственного архива прусского культурного наследия. Ф. Гаузе и Д. Хекман даже оценивали эти фонды как частичную замену городского архива Кёнигсберга.^[459] Кроме того, последующие изыскания позволили установить, что из городского архива в Государственный архив Пруссии ещё в XIX — начале XX вв. были переданы некоторые материалы. Особую важность среди них представляют 276 книг делопроизводственной документации (Amtsbücher) XVI—XIX вв. Они сохранились в составе фонда «Восточнопрусские фолианты».^[460] Дальнейшее изучение источников из этого и других собраний даёт возможность продолжать публикации и в будущем.

Основные категории археографических изданий[править | править код]

Хроники и другие нарративные источники[править | править код]

Собственная кёнигсбергская городская хронистика зарождается в раннее Новое время и является важным дополнением общепрусской. Местное летописание получило отражение и в археографии. Ф. А. Меккельбург издал кёнигсбергские хроники XVI в., относящиеся к эпохе правления герцога Альбрехта Прусского.^[461] Были изданы фрагменты и из более поздних хроник Петера Михеля и Рейнгольда Грубе (XVII- начало XVIII вв.).^[462]

К этим хроникам примыкает сочинение кёнигсбергского врача, богослова, историка и путешественника Каспара Штейна (1592—1652) «Peregrinator» («Странник»), написанное в 1644 г.^[463] Этот обширный двухтомный манускрипт на латинском языке хранился до войны в университетской библиотеке. Он рассказывал о различных странах, увиденных автором во время многолетних путешествий по Европе, и включал, в частности, пространное описание Кёнигсберга. Сочинение Штейна так никогда и не было опубликовано целиком. Однако его фрагменты были использованы в упомянутой книге Бёттихера о кёнигсбергских художественных памятниках. Позднее содержавшееся в нём описание Кёнигсберга было издано Арнольдом Харизиусом — правда, без публикации оригинала, только в переводе на немецкий язык.^[464] Рукопись же Штейна впоследствии была утрачена.

Из современных источниковых публикаций заслуживает внимания описание города, составленное в 1785 г. русским консулом И. Л. Исаковым. Оно было издано по тексту из Российского государственного архива древних актов.^[465]

Акты и письма[править | править код]

Первые публикации отдельных кёнигсбергских грамот появлялись ещё в изданиях XVIII столетия. В XIX — первой половине XX вв. были введены в научный оборот многие важные документы о прошлом города. Так, архивариус и историк Карл Фабер в составленном им справочнике по Кёнигсбергу опубликовал в виде регестов и выдержек из источников большую подборку документов за 1286—1828 гг. Наибольшую ценность среди них представляют бумаги, извлечённые из кёнигсбергского Королевского архива.^[466]

Позднее к изданию кёнигсбергских городских материалов приступил известный прусский историк М. Перльбах. Перед ним (как и перед всеми последующими публикаторами, занимавшимися городским архивным наследием), стояла трудная задача, поскольку городской архив к этому времени, как уже сказано, успел понести большие утраты. Несмотря на это, М.Перльбаху удалось собрать довольно обширный материал и подготовить две важные публикации. Сперва им был выпущен обширный сборник, в который вошло множество материалов за конец XIII — первую четверть XVI вв. Часть источников была извлечена из архивов, а часть представляла собою перепечатку из более ранних изданий. Это грамоты, полученные горожанами от Тевтонского ордена и епископов, распоряжения городских властей по различным вопросам, уставы и книги различных бюргерских братств и др. Документы представлены как в полнотекстовом виде (in extenso), так и в виде регестов.^[467] Немного позже Перльбах издал журнальную подборку регестов по истории города за 1256—1524 гг., подготовленную на основе прежних публикаций.^[468]

Издание нового сборника, более полного по охвату, было позднее начато Г. Мендталем. Первый том, вышедший в 1910 г., не имеет никакого предисловия, которое давало бы представление о замысле публикатора, будь то хронологические рамки сборника или, например, методологические отличия от подхода М. Перльбаха. Как бы то ни было, в этот том вошли источники по 1400 год, представленные, как правило, in extenso, хотя целый ряд документов был включён в него и в виде регестов. Они отражали различные стороны жизни города, отношения кёнигсбержцев с орденскими и епископскими властями, другими городскими общинами и друг с другом.^[469] Но, к сожалению, издание не было завершено: первый том так и остался единственным. В дальнейшем на протяжении четверти века, вплоть до своей кончины, публикатор не возвращался к этому проекту. К настоящему времени собрания Перльбаха и Мендталя остаются единственными археографическими изданиями, в которых кёнигсбергские средневековые документы относительно полно представлены в хронологическом порядке.^[470]

Эпоха раннего Нового времени тоже получила отражение в кёнигсбергской археографии, хотя до издания сборников дело не дошло. В свет выходили преимущественно публикации единичных документов или небольших подборок. Например, была издана грамота герцога Альбрехта Старому городу, разрешавшая бюргерам выстроить мост через Прегель (1559).^[471] Г. Конрад опубликовал ряд грамот и регестов, касающихся прав бюргеров на городские участки в XVI—XVIII вв.^[472] Тот же автор издал некоторые документы 1701 г., связанные с замыслом основать рядом с Кёнигсбергом ещё одну привилегированную городскую общину — Фридрихштадт.^[473] Как известно, этот план не получил королевского одобрения и не был осуществлён.

Кёнигсберг был одним из немногих прусских городов, входивших в Ганзейский союз. Его участницами в XIV в. стали все три кёнигсбергские общины: сперва Старый город, позднее Кнайпхоф и Лёбенихт.^[474] Соответственно для них значимы документы, вошедшие в многотомные источниковые издания по истории Ганзы. Над их подготовкой работали несколько поколений учёных. Первое из них представляет собою сборник документов по ганзейской истории, доведённый до конца XV века. Его выпуск остановился в 1939 г., причём вторая часть седьмого тома, которая должна была охватывать источники с 1442 по 1450 годы, до сих пор так и не вышла в свет.^[475] Другое многотомное издание включает акты и постановления ганзейских съездов. Оно вышло в четырёх сериях (26 томов) и охватывает период с 1256 по 1537 гг.^[476]

Публикации архивных документов встречались в работах по истории отдельных храмов и приходов (см. ниже), а также некоторых городских корпораций. Так, ряд источников был введён в оборот в работе о банщиках, цирюльниках и парикмахерах Кёнигсберга,^[477] в труде о цехах немецких оловяннщиков,^[478] об истории прусского рыболовства,^[479] в обзоре уцелевшего архивного фонда кёнигсбергских переплётчиков (1586—1799).^[480] Некоторые документы XVI—XVIII вв. вошли в книгу по истории кёнигсбергского стрелкового братства.^[481] В наши дни эта традиция была продолжена. Д. Хекман опубликовал фрагмент книги кёнигсбергской гильдии св. Олафа (1477—1503).^[482] Ещё одним крупным эдиционным проектом учёного стала книга братства, объединявшего бедных горожан Лёбенихта. Она относится к концу орденской эпохи.^[483]

Интерес исследователей традиционно вызывали городские организации, игравшие роль своеобразных клубов, где собирались и проводили свой досуг местные купцы. Они назывались «Артуров двор» (Artushof) или «Юнкерский двор» (Junkerhof), «Юнкерский сад» (Junkergarten). Публикация документов о них сильно растянулась во времени. Были изданы уставы Юнкерского двора и сада в Старом городе 1431 и 1544 гг.,^[484] уставы и другие документы общинного и стрелкового сада Старого города (1524—1689 гг.).^[485] Уставы аналогичных заведений Кнайпхофа (1436, 1442) попали в вышеупомянутый сборник документов М. Перльбаха.

Специфическим явлением прусской общественной и культурной жизни была деятельность масонских лож. Одной из них, кёнигсбергской ложе «К трём коронам», посвятил свой труд Герман Кинаст. На страницах этой книги приведены целиком или в выдержках многочисленные документы XVIII—XIX вв. по её истории.^[486]

Публиковались и иные письменные источники. Известный историк Ганзейского союза Вальтер Штейн опубликовал подборку писем, написанных кёнигсбергскими купцами XV в., которые он извлёк из архива г. Любека.^[487] Упомянутая публикация имела большое значение, поскольку к XIX веку большинство частных средневековых кёнигсбергских документов было уже утрачено. Опыт Штейна был позднее повторён: В. Мейер опубликовал два кёнигсбергских документа из таллинского архива.^[488] Эти примеры позволяют надеяться на обнаружение подобных бумаг и в архивах иных городов, имевших связи с Кёнигсбергом.

В некоторых случаях краеведческие публикации дают представление и о внешнем облике документов. Например, в брошюре Х. Крольмана, посвящённой обстоятельствам возникновения Кёнигсберга, приведена фотокопия третейского решения, принятого в 1246 г. кульмским епископом Гейденрейхом. Оно касалось спора между городом Любеком и Тевтонским орденом об условиях основания будущего города Кёнигсберга.^[489] В юбилейной брошюре, посвящённой 600-летию кёнигсбергской больницы св. Георгия, также была помещена фотокопия подлинной грамоты, изданной в сентябре 1329 г. магистром Вернером фон Орзельном. Согласно ей, Старому городу передавался в дар участок земли с больницею, которая должна была служить приютом для бедняков и прокажённых в епископстве Самбийском.^[490]

Важное значение имеют публикации печатей на кёнигсбергских документах. Эти их элементы проливают свет на историю письменной и художественной культуры, сословное и корпоративное правосознание и другие черты ментальности. Например, в фундаментальном исследовании Ф. Гаузе по кёнигсбергской истории воспроизведён целый ряд таких сфрагистических памятников. Это старейшая известная печать Старого города (1360), так называемая секретная печать той же общины (ок. 1450), печати цеха пильщиков (1697), цеха хирургов (1763) и местной еврейской общины (1793).^[491]

Продолжали издаваться документы частного характера, проливающие свет на жизнь отдельных горожан,^[492] их имущественные права на недвижимость^[493] и другие вопросы.

Небольшие публикации кёнигсбергских документов появлялись и в России. Они касались юридической практики и культурной жизни города и были извлечены из Тайного государственного архива прусского культурного наследия^[494] и из Российской национальной библиотеки.^[495]

Памятники права[править | править код]

К указанным публикациям примыкают издания некоторых кёнигсбергских юридических памятников нормативного характера. Интерес к этим источникам зарождается ещё в эпоху Просвещения. Так, некоторые из них изучались известным кёнигсбергским юристом Рейнгольдом Генрихом фон Заме^[496] (1682–1753). Но собственно научные их публикации начинаются лишь в XIX–XX вв. Крупный вклад в это дело внёс Вальтер Франц, опубликовавший вилькюры (постановления городских властей) Кёнигсберга, изданные в XIV—XV вв.^[497] Получила отражение в археографии и более поздняя эпоха. Увидели свет совместные распоряжения городских советов трёх кёнигсбергских общин об одежде, свадьбах и крестинах за 1529—1553 гг.,^[498] административный регламент 1539 г., действие которого распространялось на городские советы Лёбенихта и Кнайпхофа.^[499] М. Брунс извлёк из архива и напечатал пожарные уставы Кёнигсберга и его предместий, изданные в XVI—XVII вв.^[500]

Уже упоминавшийся Г. Конрад подготовил к печати важный правовой источник первой четверти XVIII в. — Ратушный регламент (Das Rathäusliche Reglement) Кёнигсберга, изданный в 1724 г. после юридического преобразования трёх составлявших его общин в единый город.^[501] А. Серафимом был издан аналогичный регламент 1783 года.^[502]

В середине XIX в. был опубликован свод кёнигсбергских торговых и морских обычаев.^[503] В ту пору они носили характер действующего источника. Однако формировались эти обычаи, по всей видимости, на протяжении многих предшествующих десятилетий, если не веков, тем более что, как видно из текста, они отчасти по-прежнему были ориентированы на парусный флот и строились на традиционной прусской системе мер, а не на метрической (введённой для государств Северогерманского союза лишь 17 августа 1868 г.). Сборник представляет интерес как в историко-правовом отношении, так и в контексте экономической истории города.

Источники по истории религии[править | править код]

Данная категория текстов довольно рано попала в поле зрения археографов. Так, ряд грамот был включён в труд Гебсера и Хагена об истории кёнигсбергского кафедрального собора.^[504] Печатались материалы и по другим общинам. Например, к 650-летию церкви св. Николая в Штайндамме её священник Август Гжибовский выпустил книжку, в которой напечатал ряд ценных документов XVI—XVIII вв. из архива этого храма, из Королевского архива, из Королевской и университетской библиотеки в Кёнигсберге. Они освещают историю Штайндаммской церкви, её причта и прихода.^[505] В конце минувшего столетия в научный оборот была введена большая подборка документов XVIII—XIX вв. по истории кёнигсбергских гернгутеров.^[506]

В археографии нашла отражение также история местной иудейской общины. Первая работа такого рода была подготовлена Й. Л. Заальшютцем. Он осветил становление этой религиозной общины, опираясь в основном на неизданные источники из Королевского тайного архива. В его публикации приведено целиком и в выдержках множество документов XVI–XVIII вв.^[507] На более обширном материале был построен труд Х. Йоловича по истории кёнигсбергских евреев. В приложении к этой книге были напечатаны документы о развитии еврейской общины города в 1657—1808 гг.^[508] Немало документов вошло также в сборник, выпущенный в 1904 г. к 200-летию кёнигсбергского братства для ухода за больными и организации погребений («хевра каддиша»). Ценность этого издания определяется ещё и тем, что в нём приведены многочисленные эпитафии с надгробий местного еврейского кладбища.^[509] Публикации такого рода появлялись и позже. Так, Г. Бланк издал некоторые источники, касавшиеся деятельности переводчиков с иврита и идиш в Кёнигсберге во второй половине XVIII в.^[510] Уже в послевоенное время Ганс-Юрген Крюгер защитил диссертацию о кёнигсбергской еврейской общине в XVIII — начале XIX вв., выпущенную затем отдельной книгою. В приложении к этому исследованию напечатаны архивные документы за 1714—1824 гг.^[511] В совокупности изданные документы проливают свет как на вероисповедные вопросы, так и на другие аспекты общественной жизни евреев в иноконфессиональном окружении.

Источники по истории культуры[править | править код]

Рихард Армштедт, филолог и историк. Оставил ряд трудов по истории Кёнигсберга, его культуры и местного масонства.

В археографии была представлена и история образования и культуры в Кёнигсберге. Помимо уже упомянутых документальных публикаций об университете, выходили разнообразные работы и по другим учебным заведениям. Так, Рихард Армштедт, автор известной книги об истории Кёнигсберга,^[512] написал работу о прошлом гимназии в Кнайпхофе (возглавлявшейся им в 1900—1921 гг.), в которую вошёл ряд документальных материалов.^[513] К сожалению, это исследование осталось незавершённым.^[514] Наряду с вышеупомянутыми публикациями, отразившими историю прусского книжного дела, можно назвать книжку А. Меккельбурга по истории кёнигсбергских типографий.^[515] В ней он привёл документы 1564—1646 гг., отразившие становление этих предприятий. К этой работе тематически примыкает исследование Бото Реберга по истории кёнигсбергской периодической печати. В нём особенную ценность представляют документы по истории ранних кёнигсбергских газет (как печатных, так и рукописных) и выдержки из последних, в том числе в факсимильном воспроизведении. К сожалению, это издание осталось незавершённым, свет увидела только первая часть, посвящённая XVII–XVIII вв.^[516]

Хозяйственная и финансовая документация[править | править код]

Важное место в кёнигсбергской городской археографии занимают источники по истории хозяйства и финансов. Большой вклад в их издание с 1990-х гг. вносит Д. Хекман — сотрудник Тайного государственного архива прусского культурного наследия, член президиума Комиссии по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель. Им были введены в оборот налоговые списки по Кнайпхофу второй половины XV в.^[517] В планах того же учёного — издание книги фунтовой пошлины, взимавшейся в 1367—1374 в Старом городе для нужд войны ганзейских городов против датского короля Вальдемара IV.^[518]

Информация о социально-экономической истории города встречается и в документах из других собраний. Так, интересный источник недавно ввёл в оборот эстонский исследователь Ивар Леймус. Это книги счетов купца Матеуса Шпильмана за 1568—1570 гг., хранящиеся в Таллинском городском архиве. Упомянутый купец вёл обширную торговлю в Балтийском регионе, одним из главных направлений которой был Кёнигсберг, где у Шпильмана был также собственный винный погреб. Шпильман имел своих агентов в Ревеле, Вильне и Амстердаме; его торговые операции проводились и в Москве.^[519] Этот источник проливает свет на историю Кёнигсберга как одного из центров балтийской транзитной торговли. Значение его ещё и в том, что это старейшая сохранившаяся кёнигсбергская купеческая книга; от средневековой эпохи ни одной подобной книги до нас не дошло.^[520]

Публикация кёнигсбергских источников продолжается и в ходе изучения архитектуры города. Так, Вульф Вагнер обстоятельно исследовал историю застройки ул. Кёнигштрассе, центральной в бывшей слободе Нойе Зорге, и судьбы отдельных участков в связи с личностью их владельцев. В приложении к его книге был издан ряд документов 1703–1813 гг.^[521]

Некоторые документы хозяйственного характера проливают свет на различные стороны общественной жизни кёнигсбержцев. Например, кёнигсбергский библиотекарь Вильям Мейер (1883–1932) издал подборку регестов за 1722–1850 гг., которые отражают предысторию местного приюта, предназначенного для обедневших незамужних купеческих дочерей. Он был основан в 1872 г. по завещанию купца Георга Цшока (Zschocksches Stift) и вплоть до своего разрушения английской авиацией в 1944 г. располагался в бывшем доме купца Сатургуса (которому некогда принадлежал и расположенный рядом сад).^[522]

Эпиграфика[править | править код]

Среди введённых в научный оборот письменных источников можно упомянуть также кёнигсбергские эпиграфические материалы. Об их публикации в описании А. Бёттихера^[523] и в юбилейном сборнике кёнигсбергской «хевра-каддиша» уже говорилось выше. Немало их содержится и в упомянутом сочинении Каспара Штейна «Странник». Некоторые из надписей опубликовал также А. Бецценбергер.^[524] К. Шульц издал эпитафию кёнигсбергского палача (1716), вмурованную снаружи в восточную стену штайндаммской кирхи.^[525]

Кроме того, надписи приводятся и в описании кёнигсбергских музейных экспонатов, связанных с историей города.^[526] К ним примыкают научные описания некоторых книжных переплётов кёнигсбергской работы, изготовленных в XVI столетии.^[527]

Интересным в культурном и юридическом отношении дополнением к эпиграфическим материалам служат включённые в некоторые публикации знаки собственности — так называемые домовые марки (Hausmarken) и дворовые марки (Hofmarken). Они размещались на зданиях и сооружениях, на различных предметах и широко известны в Европе по сохранившимся объектам и по описаниям.^[528] В прусских городах они также были распространены.^[529]

Такие знаки были опубликованы и по Кёнигсбергу. В основном это марки на домах, складах и отдельных предметах XV—XVIII вв., но нередко они изображались также на надгробиях горожан. Порою они фигурируют и в документах (особенно имущественного характера) — иногда рядом с чьей-либо подписью, иногда как элемент бюргерской личной печати.^[530]

К городской эпиграфике и знакам собственности обращались и в послевоенное время. Например, Г. М. Мюльпфордт^[531] подготовил небольшую публикацию, посвящённую надписям на кёнигсбергских зданиях XX в.^[532] В нынешнем столетии вышли в свет содержательные публикации, подготовленные краеведом Ф. В. Клейном (род. в Кёнигберге в 1922 г.). Он собрал материалы по кёнигсбергским кладбищам, включая эпитафии,^[533] и по домовым маркам города (преимущественно на основе старинных складских зданий).^[534]

Другие населённые пункты[править | править код]

Архивы большинства малых городов Восточной Пруссии постигла та же судьба, что и кёнигсбергский городской архив. В конце второй мировой войны они не были вывезены в тыл и погибли в ходе военных действий или вскоре после их окончания. Несмотря на это, многие касающиеся их документы сохранились среди бумаг общегосударственного значения в Тайном государственном архиве прусского культурного наследия. Кроме того, материалы из некоторых городских архивов всё же уцелели и находятся на депозитарном хранении в том же архиве. После войны эти депозиты образовали обособленную группу документов в виде так называемой репозитуры^[535] № 150 — «Города», в которую входит 701 единица хранения. Как видно из её описи на сайте архива, от большинства городских фондов сохранились лишь единичные документы. Города, чьи депозиты насчитывают более 20 единиц хранения, весьма немногочисленны. Из малых городов провинции, которые находятся теперь в Калининградской области, это Тильзит^[536] (167 ед., 1498—1891), Инстербург (129 ед., 1737—1939), Лабиау (30 ед., 1615—1772) и Гердауэн^[537] (26 ед., 1398—1750). Кроме того, с 2016 г. отдельный фонд архива (репозитуру 153) образуют материалы Инстербургского общества древностей в количестве 128 единиц за 1494—1940 гг.^[538]

Документы по истории малых восточнопрусских городов публиковались в основном до 1945 г. В археографии их прошлое представлено неравномерно. Отдельные из них, например, Инстербург, Крейцбург, Лабиау, Тильзит, Фридланд имеют довольно значительные публикации документов по своей истории. Другим повезло гораздо меньше. Некоторые города с богатым прошлым, например, Велау, вообще не удостоились заметных источниковых публикаций.

Среди опубликованных материалов по малым городам преобладают актовые источники, хотя время от времени встречаются также распоряжения городских властей по разным вопросам, уставы ремесленных цехов и т. п. Уделялось известное внимание и другим проблемам, например, документации местных еврейских общин.^[539]

Эпиграфические материалы, как уже сказано, в большом количестве вошли в собрание А. Бёттихера, но включались и в другие работы по городской истории, например, в книги Г. Х. Циглера о Велау^[540] и Г. Шайбы о Фишхаузене.^[541]

В послевоенный период архивные документы по истории малых городов продолжали эпизодически публиковаться. Так, Хорст Кенкель обратился к уцелевшим тильзитским документам. Им была подготовлена к печати поземельная и домовая книга Тильзита за 1552—1944 гг., запечатлевшая правоотношения в сфере недвижимости на протяжении практически всей досоветской истории города.^[542] Увидел свет также один из судебных протоколов Тильзита XVI в.^[543] Издавались и иные источники: грамота Тевтонского ордена о земельных пожалованиях г. Гердауэну (1407),^[544] серия материалов XIV—XVII вв. по истории г. Норденбурга^[545] и др.

Археография отдельных деревень представлена в основном материалами, входившими в большие корпусные издания. Но всё же некоторым селениям повезло больше. Примером может служить исторический очерк церковной общины Мюльхаузен в уезде Прейсиш-Эйлау (совр. Гвардейское, Багратионовский район). На его страницах опубликованы документы XVI–XIX вв., а также надписи в местной церкви, проливающие свет на прошлое этой деревни, её приходской жизни и её населения.^[546]

Уже упоминавшийся выше историк архитектуры Вульф Вагнер подготовил ценное издание, посвящённое дворянским усадьбам Хайлигенбайльского уезда. Основная часть его книги отведена под документы по истории имений.^[547] Она проливает свет на почти исчезнувшую усадебную культуру края, поскольку подавляющее большинство её памятников было утрачено в военные и послевоенные годы.

Немало материалов по отдельным населённым пунктам вошло также в упомянутые «книги родины». Такие сборники неоднородны по своему характеру, но некоторые из них были подготовлены на весьма высоком уровне. Примером могут служить «книги родины», изданные под редакцией профессионального историка Рудольфа Гренца. Его биография не была связана с бывшей провинцией. Но он много лет занимался древней историей Пруссии, владел русским и польским языками, некоторое время работал в марбургском Институте им. Гердера. Эти знания и опыт дали ему возможность издать содержательные сборники по Шталлупёненскому, Гумбинненскому и Лабиаускому,^[548] а также Тройбургскому (см. ниже) уездам.

В новом столетии интерес к теме проявляют литовские учёные. Их особенное внимание привлекают пограничные прусские города, тесно связанные с историей Литвы. Так, молодым историком Дайнюсом Элертасом были изданы документы XVI в. о визитации церковных приходов Тильзита и Рагнита. Эти бумаги написаны на латинском, немецком и литовском языках.^[549] Иногда документы вводятся в оборот в виде факсимиле. Так, в одном из изданий, которое выпустил клайпедский Музей Малой Литвы, опубликована репродукция, воспроизводящая фрагмент устава столярного цеха Тильзита, утверждённого королём Фридрихом I 13 мая 1712 года.^[550]

Таким образом, археографические публикации по восточнопрусской городской тематике весьма многообразны и проливают свет на различные страницы истории местных общин. Однако их прошлое по-прежнему отражено в археографии неравномерно. Сильно ощущается отсутствие единой программы таких публикаций. Работы же отдельных исследователей в послевоенный период пока не привели к переходу количества в качество, то есть к появлению полноценных сборников «нового поколения», подготовленных в соответствии с современными археографическими принципами и правилами.

Наиболее видные публикаторы[править | править код]

В издании материалов по локальной истории принимали участие не только высокообразованные маститые учёные, такие как Э. А. Хаген или М. Перльбах. Немалый вклад в это дело внесли и скромные краеведы (обычно учителя или священники), искренне увлечённые историей родного города или уезда, но не претендовавшие на заметное место в науке. О них зачастую нет надёжных биографических данных, иногда неизвестны даже даты жизни. Справки об этих людях не вошли даже в наиболее полное и авторитетное на сегодня справочное издание «Старопрусская биография» (Altpreußische Biographie).^[551] Однако и их публикации имеют сегодня большое значение, поскольку оригиналы многих источников до нас не дошли и известны лишь благодаря их работам. Как и их коллеги, занимавшиеся общепрусской тематикой, некоторые из этих авторов тем или иным образом оказывались связаны с Россией и изучением её истории.

Кёнигсберг (город и уезд)[править | править код]

Фабер, Карл (Faber, Karl Peter Andreas), 1773—1853
Хаген, Эрнст Август (1797—1880) *
Гебсер, Август Рудольф (Gebser, August Rudolf), 1801—1874
Заальшютц, Йозеф Левин (Saalschütz, Joseph Levin),^[552] 1801–1863
Меккельбург, Фридрих Адольф (Meckelburg, Friedrich Adolf), 1809—1881
Йолович, Хейман (Jolowicz, Heimann),^[553] 1816—1875. * Портрет Х. Йоловича в молодости.
Перльбах, Макс (Perlbach, Max), 1848—1921
Армштедт, Рихард (Armstedt, Richard), 1851—1931 *
Мендталь, Ганс (Mendthal, Hans), 1854—1934
Конрад, Георг (Conrad, Georg Theodor Leopold),^[554] 1860—1934
Штейн, Вальтер (Stein, Walther), 1864—1920
Франц, Вальтер (Franz, Walter),^[555] 1893—1958
Хекман, Дитер (Heckmann, Dieter), род. в 1955
Вагнер, Вульф Дитрих (Wagner, Wulf Dietrich), род. в 1969. Портрет В. Д. Вагнера.
Феркамер, Гриша (Vercamer, Grischa), род. в 1974. Портрет Г. Феркамера.

Другие города и местности[править | править код]

Алленбург

Бонк, Гуго (Bonk, Hugo),^[556] 1861—1936. Портрет Г. Бонка.

Вормит, Антон (Wormit, Anton Gerhard Alexander),^[557] 1866—1945 или 1946^[558]

Гердауэн

Конрад, Георг (Conrad, Georg Theodor Leopold),^[559] 1860—1934

Гумбиннен, Лабиау, Шталлупёнен (уезды)

Гренц, Рудольф (Grenz, Rudolf),^[560] 1929—2000

Даркемен

Рогге, Адольф (Rogge, Heinrich Friedrich Adolf),^[561] 1827—1886

Домнау

Функ, Антон (Funk, Anton),^[562] (1867—1956)

Инстербург (город и уезд)

Хенниг, Авраам Эрнст (Hennig, Abraham Ernst)^[563], 1771—1815

Крузе, Фридрих Карл Герман (1790—1866) *

Коссман, Иоганн Август (Kossmann, Johann August),^[564] ум. в 1849

ван Барен, Отто (van Baren, Otto),^[565] 1826-1887

Хорн, Александр (Horn, Alexander),^[566] 1834—1897

Кивнинг, Ганс (Kiewning, Hans Johann Karl), 1864—1939 *

Лукат, Макс (Lukat, Max),^[567] 1868—1915

Дрекслер, Ута (Drechsler, Ute). Портрет У. Дрекслер.^[568]

Крейцбург, Лабиау, Фридланд

Зам, Вильгельм (Sahm, Wilhelm August Ludwig), 1873—1944; публикации архивных материалов были им осуществлены в виде обширных документальных приложений к монографиям по истории этих городов.^[569] Портрет В. Зама.

Э. И. Гуттцайт, исследователь истории Хайлигенбайля и уезда, член Комиссии по историческому изучению восточно- и западнопрусских земель (с 1951 г.). Издал бюргерскую книгу (Bürgerbuch) Хайлигенбайля за 1770—1918 гг., автор многочисленных работ о прошлом населённых мест уезда (Бальги, Бладиау, Гогенфюрста, Грунау и других).^[570] Фото 1957 г.

Прейсиш-Эйлау (город и уезд)

Фогель, Курт (Vogel, Kurt)

Тильзит (город и уезд^[571])

Тиль, Э. (Thiel, E.C.), начало XIX в.

Тальман, Вальдемар (Thalmann, Waldemar),^[572] ум. не позднее 1952^[573]

Кенкель, Хорст (Kenkel, Horst),^[574] 1906—1981

Фишхаузен

Шайба, Густав (Scheiba, Gustav A.)^[575]

Хайлигенбайль (город и уезд)

Эйзенблеттер, Гуго (Eysenblätter, Hugo August Gottfried),^[576] 1825—1904

Рогге, Адольф (Rogge, Heinrich Friedrich Adolf),^[577] 1827—1886

Гуттцайт, Эмиль Иоганнес (Guttzeit, Emil Johannes), 1898—1984 *

Шеммерлинг, Отто (Schemmerling, Otto), 1911—1994.^[578]

Вагнер, Вульф Дитрих (Wagner, Wulf Dietrich), род. в 1969

Цинтен

Ленц, Генрих (Lenz, Heinrich),^[579] 1868—1958. Портрет Г. Ленца.

Ширвиндт

Куршат, Даниэль (Kurschat, Daniel)^[580]

Археография бывшего Мемельского (Клайпедского) края[править | править код]

Период до 1991 г[править | править код]

Мемельский (Клайпедский) край, расположенный на прусско-литовском пограничье, имел свою специфику по сравнению с другими восточнопрусскими территориями. Исторически он был заселён балтскими племенами. После захвата немецкими рыцарями в XIII в. он сперва административно относился к Ливонии, хотя и был отделён от неё территорией Жемайтии. Лишь в 1328 г. он был подчинен по военным соображениям прусским властям и с тех пор рассматривался как часть Пруссии. В войнах с Литвою, Польшей и Швецией, а также в ходе внутренних смут XV в. он неоднократно разорялся. Кроме того, он был мало урбанизирован: долгое время в нём был лишь один город — сам Мемель. Другие общины, такие как Хайдекруг или Погеген, были небольшими местечками и приобрели городской статус лишь в XX в.^[581] Соответственно развитое муниципальное делопроизводство имелось лишь в Мемеле. Его архив, как и архивы большинства уездных городов Восточной Пруссии, был утрачен в результате второй мировой войны. В предвоенный период его фонды удостоились лишь краткого обзора в печати.^[582]

Как и в случае с другими восточнопрусскими территориями, часть средневековых письменных источников по истории края попала в корпусные издания типа «Preußisches Urkundenbuch» и «Liv-, est- und kurländisches Urkundenbuch». Но специальных источниковых публикаций, которые освещали бы его прошлое в целом за сколько-нибудь длительный период, Мемельский край так и не удостоился. Несколько лучше обстоит дело с его главным городом. Мемелю была посвящена книга Генриха Рёрданса, в которой была опубликована большая подборка актов XIII—XVIII вв. по истории города.^[583] Позднее часть материалов по его истории в средние века и Новое время попадала в указанные выше общепрусские сборники документов и разрозненные журнальные публикации.

В начале XX в. прошлым края много занимался Иоганнес Зембрицкий. Он оставил ряд трудов об истории Мемеля и его уезда,^[584] а также уезда Хайдекруг.^[585] В этих исследованиях был опубликован и ряд письменных источников. Но до издания целостного сборника дело, к сожалению, не дошло.

Сколько-нибудь крупных источниковых публикаций по теме не предпринималось и позднее — ни в Германии, ни в Литве, которой край принадлежал в 1923—1939 гг., хотя отдельные интересные материалы периодически вводились в оборот. Например, Артур Земрау (1862—1940) опубликовал документ, связанный с повторным основанием Мемеля в начале XV в. после жемайтского набега 1402 г. По давней прусской практике, это было поручено частному лицу — данцигскому бюргеру Иоганну Ланкау. Орден выдал для осуществления предприятия 500 марок и пожаловал локационную привилегию; её текст, к сожалению, до нас не дошел.^[586]

Советский период (1944—1991), когда территория была возвращена в состав Литвы, также не был отмечен заметными изданиями письменных источников по истории этого микрорегиона. Но в Западной Германии этой тематике уделялось известное внимание. Был заново описан фонд «Амт и город Мемель» в тогдашнем Государственном архивохранилище в Гёттингене.^[587] В ФРГ продолжали появляться также отдельные публикации, включавшие и некоторые документальные материалы.^[588]

Период с 1991 г[править | править код]

Публикации в Литве[править | править код]

В январе 1991 г. на базе филиалов крупнейших ВУЗов Литовской ССР, до этого функционировавших в городе Клайпеда, был учреждён Клайпедский университет. В 1992 г. по инициативе литовских историков Альвидаса Никжентайтиса и Владаса Жулкуса при нём был создан Центр западнолитовской и прусской истории, преобразованный впоследствии в Институт истории и археологии Балтийского региона. С первых же лет своего существования Институт установил широкие международные связи. За минувшие десятилетия он превратился в видный центр региональных исследований. Их тематика связана прежде всего с историей Клайпедского края, однако затрагивается и более широкий ареал, в том числе и прошлое нынешней Калининградской области. Такой подход отчасти связан с давним интересом литовских учёных к историческим землям балтов в целом, а отчасти — с восходящей ещё к XIX веку концепцией, в соответствии с которой восточные прусские уезды, где в прошлом наблюдалось заметное присутствие литовского населения, рассматриваются в качестве «Малой Литвы».^[589]

Сегодня в учреждении работают более 20 сотрудников, чьи статьи и монографии печатаются в признанных научных журналах и издательствах Литвы и зарубежных стран. Институт располагает ценной библиотекой по прибалтийской тематике и выпускает два периодических издания: Acta Historica Universitatis Klaipedensis (с 1993 г.) и Archaeologia Baltica (с 1995 г.), посвящённые соответственно общеисторическим и археологическим исследованиям.^[590] На страницах первого из них стали вводиться в научный оборот и письменные источники по истории региона. Пока их общий объём ещё не очень велик, но первые результаты обнадёживают. Например, английский историк Стивен Роуэлл, много лет занимающийся историей Литвы (в 1998—1999 гг. он также был директором упомянутого Института), опубликовал подборку из 26 документов конца XIV — первой четверти XVI в., извлечённых из Тайного государственного архива прусского культурного наследия. Это в основном донесения комтуров Мемеля о положении дел в Мемельском крае и в соседней Литве, о торговых делах, отношениях с литовцами, переселившимися в Пруссию, религиозных вопросах и других сторонах местной жизни.^[591] Из того же архива им были изданы налоговые списки сельских жителей Мемельского края, относящиеся ко второму десятилетию XVI века.^[592] Уже упоминавшийся Д. Элертас издал известия о пожаре в Мемеле (1678), извлечённые из собрания Саксонской земельной и университетской библиотеки в Дрездене.^[593] Можно полагать, что постепенное накопление такого опыта позволит перейти и к более масштабным публикациям.

В 1990-х гг. литовскими археографами было начато издание важной серии «Привилегии и акты магдебургских городов Литвы». В 1994—2010 гг. вышло 7 томов, охвативших документы 15 городов в нынешних границах страны.^[594] Однако материалы по Клайпеде, а также другим крупным городам (Вильнюсу и Каунасу) в эту серию пока не попали. Возможно, что издание такого сборника, подготовленного по современным правилам науки и эдиционной техники, осуществится после более полного выявления мемельских документов в литовских и зарубежных собраниях, в первую очередь в Берлине.

Шагом в этом направлении можно считать два проекта, осуществлённых учёными из Литвы и ФРГ. Первым из них стал фундаментальный путеводитель по архивным фондам Германии и Литвы, отражающим историю Мемельского края и германо-литовских отношений. В нём учтены фонды четырёх германских хранилищ (Тайный государственный архив прусского культурного наследия, Федеральный архив ФРГ, Политический архив германского Министерства иностранных дел, Центральный евангелический архив) и двух литовских (Центральный государственный архив Литвы и Национальная библиотека имени Мажвидаса).^[595] Десятилетие спустя коллективом литовских учёных был подготовлен ещё один труд. Это ценный обзор источников по истории «перемены ценностей» в Восточно-Прибалтийском регионе в средние века и раннее Новое время, хранящихся в Тайном государственном архиве прусского культурного наследия. В центре внимания составителей находились проблемы церковной и социально-экономической истории Литвы (включая былой Мемельский край), хотя фонды, охарактеризованные в книге, проливают свет и на историю внутренних прусских уездов.^[596] В том же году в свет вышел и коллективный труд по этой теме,^[597] однако значение указанного справочника этим не исчерпывается, он может быть использован и для дальнейших исследований и публикаций.

Публикации за пределами Литвы[править | править код]

Некоторый вклад в развитие краевой археографии вносят публикации, выходящие в свет за пределами Литвы. В этом контексте заслуживает внимания ежегодник «Аннабергские анналы» (Annaberger Annalen). Он является совместным печатным органом двух прибалтийских эмигрантских организаций в Германии. Одной из них стал Прибалтийский христианский студенческий союз (Baltischer Christlicher Studentenbund), основанный в 1947 г. Его штаб-квартира располагается во дворце Аннаберг в боннском пригороде Фриздорф (от этого здания происходит и название ежегодника). В 2011 г. он был преобразован в Прибалтийский христианский союз (Baltischer Christlicher Bund). Сегодня организация объединяет лиц эстонского, латышского, литовского и немецкого происхождения, интересующихся прошлым и настоящим Прибалтийских республик^[598].

Хюттенфельд, замок Реннгоф (бывшее владение барона М.К. фон Ротшильда). В настоящее время в здании располагаются литовская гимназия и Институт литовской культуры.

Другим учредителем ежегодника выступил Институт литовской культуры, основанный в 1981 г. в Лампертхайм-Хюттенфельде (земля Гессен). Задачами института являются ведение научно организованного архива, отражающего историю Литвы и литовской эмиграции, создание библиотеки по литуанистике, научные исследования и выпуск различных публикаций^[599].

«Аннабергские анналы» выходят с 1993 г. и посвящены Литве и немецко-литовским отношениям. Среди изданных на их страницах материалов представляет интерес серия публикаций, посвящённых кладбищенской эпиграфике Мемельского края. Часть местных кладбищ была после 1944 г. уничтожена^[600], но и уцелевшие захоронения дают немало информации для изучения генеалогии жителей, их религиозных взглядов и ментальности в целом. Их комплексное обследование проводилось в 2000-х гг. в рамках научного проекта «Конфессиональное наследие Мемельского края»^[601] В статьях, посвящённых этому виду источников, приведено довольно много эпитафий XIX — начала XX вв., с анализом их идейного содержания, языка и стиля.^[602]. Ещё одну интересную публикацию осуществил Герхард Лепа. Его статья посвящена бегству прусских бюргеров в Польшу и Литву. В ней приведён ряд документов XVIII в., извлечённых автором из Тайного государственного архива прусского культурного наследия, причём некоторые из них воспроизведены в виде факсимиле^[603].

Можно полагать, что в будущем репертуар и хронологические рамки публикуемых в «Аннабергских анналах» источников расширятся. Архив всех выпусков ежегодника доступен сегодня на сайте издания.

Наиболее видные публикаторы[править | править код]

Рёрданс, Генрих (Roerdanß, Heinrich),^[604] 1750—1808.
Зембрицкий, Иоганнес Карл (Sembritzki, Johannes Karl), известен также как Сембжицкий, Ян Кароль (Sembrzycki, Jan Karol),^[605] 1856—1919. Портрет И. Зембрицкого.
Роуэлл, Стивен (Rowell, Stephen Christopher),^[606] род. в 1964. Видео с участием С. Роуэлла (доклад о Яне, княжиче литовском, в вильнюсском Музее церковного наследия, 17 сентября 2020 г.).

Археография восточнопрусских территорий, отошедших к Польше[править | править код]

Специфика региона[править | править код]

По итогам второй мировой войны к Польше отошло около 70% территории бывшей Восточной Пруссии. В основном это были исторические области, известные как Вармия и Мазуры (или Мазурия). Изучением и изданием источников по истории этих земель продолжали заниматься как немецкие учёные, так и польские специалисты. Вероятно, вклад польской науки в эту работу был бы значительнее, если бы не то обстоятельство, что район, намеченный к передаче, оказался заметно сокращён. Протокол Потсдамской конференции 1945 г. обозначил лишь приблизительную линию советско-польской границы, указав, что «точная граница подлежит исследованию экспертов» (ст. V).^[607] 16 августа 1945 г. был подписан договор о советско-польской государственной границе, в котором раздел территории на восточнопрусском участке был проведён с учётом существовавших ранее административных границ уездов. Упомянутый договор не содержал подробного описания границы, в его ст. 3 имелась лишь ссылка на прилагаемую к соглашению карту (эта карта, впрочем, так и не была опубликована в открытой советской печати). При этом указывалось, что точную линию разграничения должна провести совместная делимитационная комиссия.^[608] Однако уже осенью того же года СССР в одностороннем порядке спрямил границу в свою пользу, стремясь упростить её охрану. Отступление её от первоначально намеченной линии составляло до 30 км вглубь польской территории. В итоге на советской стороне оказались уже официально переданные ранее Польше уездные центры Хайлигенбайль, Прейсиш-Эйлау, Гердауэн^[609] и Ангерапп (Даркемен). Протесты польской стороны, успевшей учредить там местные администрации и расселить своих граждан, успеха не имели. В октябре 1945 г. польское население получило от красноармейских властей предписание оставить советскую часть разделённых таким образом уездов. В результате указанных действий Польша утратила около 1100 км² территории. Формально это было узаконено лишь новым договором о советско-польской границе от 5 марта 1957 г., содержавшим на сей раз описание пограничной линии.^[610] Поэтому удержанная советской стороной полоса уже не была в дальнейшем предметом самостоятельного интереса для польских историков, а относящиеся к ней источники ими не публиковались.

В культурно-историческом отношении перешедшие к Польше земли были неоднородны. Западную их часть составляла Вармия — историческое епископство Вармийское, которое, как уже говорилось, долгое время сохраняло обособленность. В 1772 году после первого раздела Речи Посполитой это княжество-епископство было ликвидировано и аннексировано Прусским королевством. Несмотря на это, там оставались сильны традиции католицизма и проживало значительное польское население. Большинство прочих территорий (Мазурия) оставалось под властью орденской, а затем герцогской Пруссии, впоследствии — Прусского королевства. Там прошла Реформация, большинство местных поляков также приняло протестантство и образовало субэтническую группу поляков-лютеран (мазуров). Этому процессу способствовали также долговременное соседство с немцами и смешанные браки с ними. Так или иначе, с конца XVIII в. и до второй мировой войны эти земли в целом находились в составе Пруссии. Лишь небольшие местности на западе провинции (г. Зольдау с окрестностями, входившие ранее в Найденбургский уезд, и часть уезда Остероде) были после 1919 г. переданы Польше.

После 1945 г. немецкие жители края были депортированы, но старожильческое польское население рассматривалось властями как «автохтонное» и получило право остаться на месте.^[611] Однако его интеграция в послевоенное общество проходила с трудом, что отчасти объяснялось и приверженностью мазуров к протестантизму. Поэтому в последующие десятилетия многие из них предпочли переехать в Германию.^[612]

Новым властям предстояло осуществить интеграцию этих земель, одновременно определяя в них и политику исторической памяти.^[613] Польские учёные и краеведы предлагали закрепить за перешедшими к Польше территориями название «Польская Пруссия», подчеркнув таким образом некоторую историческую преемственность. Но это было сочтено политически неприемлемым. После войны на них был учреждён сперва Мазурский округ, разделённый в 1946 г. на несколько воеводств. Наиболее крупным из них стало Ольштынское воеводство (1946—1975). Впоследствии было осуществлено укрупнение административных единиц, и сегодня бывшие восточнопрусские уезды на польской территории входят в основном в состав Мазурско-Вармийского воеводства, в названии которого отражена сложная история этих земель.^[614]

Несмотря на негативное отношение новых властей и переселенцев к былым хозяевам края, в этих землях не наблюдалось полного отказа от прошлого, как это было в соседней Калининградской области. Напротив, здесь довольно рано были предприняты шаги к популяризации местных памятников культуры, что достигалось включением всего доставшегося историко-культурного наследия Восточной Пруссии в общенациональный польский культурный контекст.^[615] Подобная атмосфера в целом благоприятствовала развитию научных исследований и изданию письменных источников.

Археографические работы[править | править код]

Состояние источниковой базы[править | править код]

Архивные материалы по истории края имеют различную сохранность. Богатые архивы епископства Вармийского рано стали объектом внимания историков. Они в основном уцелели. Благодаря этому вармийские территории полнее всего представлены в археографии; сохраняется и возможность дальнейших публикаций по данной тематике. Архивы остальных местностей и городов понесли значительный ущерб в результате минувшей войны, поэтому источники по их истории сохранились и опубликованы лишь фрагментарно.

Документы о городах Вармии и Мазур сохранились ныне в основном среди бумаг общегосударственного, провинциального и регионального значения, отложившихся в архивах государственных фондообразователей. Собственные же архивы многих городов региона сильно пострадали в результате войны или были утрачены. В Тайном государственном архиве прусского культурного наследия в вышеупомянутой репозитуре № 150 («Города») уцелели остатки некоторых из этих городских архивов. Более чем по 20 единиц насчитывают депозиты Бартенштейна (73 ед., с 1338 г. по XIX в.), Вормдитта (38 ед., 1341—1702), Прейсиш-Голланда (34 ед., 1297—1961) и Мюльхаузена (24 ед., 1338—1816).

В послевоенный период прошлое Вармии и Мазурского края изучалось как немецкими учёными, так и польскими историками (прежде всего из Ольштына и Торуня). Продолжается и издание письменных источников по истории этих мест. Однако, как и в северной части бывшей Восточной Пруссии, археографическими публикациями эти земли обеспечены неравномерно.

Археография отдельных местностей[править | править код]

История многих местностей Вармии и Мазур получила отражение в вышеупомянутых корпусных изданиях по истории епископства Вармийского. В то же время отдельные территории удостоились в археографии специального внимания. Так, В. Рёрих и А. Пошман опубликовали материалы ревизии владений епископства XVI—XVIII вв.^[617]

В послевоенный период крупный вклад в археографию Вармии внёс плодовитый польский церковный историк Алоизий Шорц. Так, в исследовании о Кульмском праве в Вармийском епископстве XIII—XVIII вв. им было помещено обширное документальное приложение.^[618] Шорц издал также двухтомный сборник источников о правлении вармийского епископа Игнацы Красицкого в 1766—1772 гг.^[619] Позднее им (совместно с Иреной Макарчик) была подготовлена обширная публикация документов о Вармии в период «Шведского потопа».^[620] В последние годы жизни А. Шорц готовил к изданию протоколы заседаний вармийского капитула эпохи Николая Коперника. После его кончины эта работа была завершена И. Макарчик и вышла в свет.^[621]

Мазурским территориям тоже уделялось внимание в археографии. П. Гермерсхаузен подробно рассмотрел процесс заселения в XIII—XVII вв. амтов Голланд, Либштадт и Морунген, лежавших в Верхней Пруссии, на левом берегу р. Пассарге. В этом исследовании опубликовано множество регестов, отражающих становление местного землевладения. Эти регесты составлены в основном по материалам Тайного государственного архива прусского культурного наследия.^[622]

К материалам того же архива в связи с историко-краеведческими публикациями обращаются и польские учёные. Например, А. Добросельска недавно опубликовала фрагмент одного из так называемых орденских фолиантов (копийной книги орденского времени) XV в.^[623] В публикацию вошли документы 1374—1404 гг., восемь из них издано впервые. По содержанию они связаны со спором о границах между владениями ордена и епископа Вармийского и содержат много историко-географических данных об этих местностях.

Иногда археографических публикаций удостаивались и отдельные мелкие населённые пункты. Так, уже упоминавшийся краевед К. А. Мачковский подготовил исследование по истории села Эккерсберг и нескольких деревень в его окрестностях (Иоганнисбургский уезд) с приложением, включавшим ценные документы XV—XIX вв.^[624] Вальтер Мёлленберг осветил историю майората Дёлау (совр. Дылево) в уезде Остероде. Его работа была основана на материалах Королевского государственного архива в Кёнигсберге, в приложении к ней были напечатаны документы 1370—1419 гг.^[625]

Вышеупомянутое Общество генеалогии Найденбурга — Ортельсбурга также внесло заметный вклад в публикацию источников по генеалогии и исторической демографии региона. С 1990-х гг. в серии его «Трудов» регулярно издавались церковные книги и списки жителей XVI — середины XX вв. по отдельным приходам края. Этой работой интенсивно занимался Бернгард Максин, позднее к ней подключились Мартин Йенд, Вернер Пахоллек и другие исследователи.

Как уже указывалось, в послевоенное время возобновилась работа по изданию эпиграфических материалов. Польские учёные решили поставить это дело на более широкую основу и в 1975 г. объявили об учреждении серии «Корпус надписей Польши» («Corpus inscriptionum Poloniae»), которая должна включать материалы до 1800 года. К настоящему времени выпущено 10 томов этого издания, охватывающих различные воеводства современной Польши.^[626] В корпусе уделено внимание и землям бывшей Пруссии, эпиграфикой которых занялись торуньские историки Ярослав Вента и Ян Вронишевский. Полемизируя с Ю. Шиманьским, который выражал сомнение в том, что надписи с бывших германских территорий могут быть причислены к собственно польской эпиграфике, они решительно высказались за включение их в общий корпус с учётом и использованием довоенных немецких публикаций.^[627] Впоследствии ими было начато издание IX тома, посвящённого Ольштынскому воеводству. Его первый (единственный пока) выпуск включает лишь надписи (141 латинскую, 19 польских и 7 немецких) из г. Лёбау (совр. Любава) и его окрестностей.^[628] Выбор именно данной местности не был случаен: это была единственная в Ольштынском воеводстве территория, имевшая непрерывную традицию в отношении религиозного и этнического состава населения. Её художественные памятники, на которых были размещены надписи, также лишь в незначительной степени подвергались уничтожению или рассеянию. Ранее эти территории входили в Западную Пруссию. В то же время в издание были включены надписи, размещённые на убранстве костёла в деревне Самбруд (нем. Замбродт), которое происходит из одной из церквей г. Тильзита. До войны оно хранилось в музее в Кёнигсберге. Эшелон, которым пытались эвакуировать его собрание в конце войны, подвергся бомбёжке, и часть ценностей осталась на польской территории. Впоследствии упомянутое убранство передали в Самбруд. Можно надеяться, что последующие выпуски данного тома включат и другие надписи с территорий, относившихся до 1914 г. к провинции Восточная Пруссия.

Археография отдельных городов[править | править код]

Источниковых публикаций в Вармии и Мазурах удостоился целый ряд городов, в особенности наиболее крупных, таких как Алленштейн и Браунсберг. Уже упоминавшийся Гуго Бонк посвятил прошлому Алленштейна специальное многотомное исследование, часть которого составил сборник документов, отражающих различные аспекты его истории.^[629] В наши дни эту работу продолжила польская исследовательница Данута Богдан. Под её редакцией было начато издание четырёхтомного сборника избранных источников по истории города; два из них включают документы довоенного времени.^[630] Часть из них уже была известна ранее и переведена для данной книги на польский язык, другие извлечены из архивов. Тем же автором были подготовлены к изданию алленштейнские вилькюры 1568—1696 гг.^[631]

Из печати вышли важные материалы по истории Браунсберга. Так, Франц Бухгольц и Ганс Шмаух издавали городские налоговые списки XV—XVI вв.^[632] Георг Люр сосредоточил усилия на издании источников по истории браунсбергских учебных заведений. Он опубликовал матрикулы Папской семинарии^[633] и списки учеников браунсбергской гимназии за 1694—1776 гг.^[634] Для Браунсберга, как уже сказано, значимы документы Ганзы — по крайней мере, за период пребывания его в составе этого союза (1358—1608).

Источники по истории других городов края тоже вводились в научный оборот. Такие издания выходили уже в первой половине XIX столетия. Например, к 500-летию Бартенштейна пастор местной церкви И. Г. Бениш издал обширный исторический труд об этом городе. В приложении к книге были напечатаны 54 документа за 1332—1831 гг.^[635] Была издана церковная хроника г. Рёсселя за 1442—1614 гг.^[636]

В археографии получили отражение и источники по истории городов, не входивших в Вармию. Такова, например, книга Г. Лика о Шиппенбайле с документальным приложением.^[637] Заметный вклад в археографию внёс Карл Бекхеррн, много занимавшийся историей Растенбурга. Он издал обширный (225 номеров) перечень документов за 1343–1783 гг., относящихся к этому городу. Небольшая часть упомянутой публикации представляет собою просто ссылки на уже изданные ранее документы, но в основном это регесты архивных материалов. В приложении Бекхеррном было издано in extenso несколько документов XVII в.^[638] Впечатляющую работу проделал Эрнст Дееген, выпустивший большую монографию по истории Заальфельда. В ней имеется обширное документальное приложение с материалами за 1320—1853 гг. Они были извлечены из различных собраний: Королевского архива в Кёнигсберге и Королевского тайного государственного архива в Берлина, архивов заальфельдского магистрата и городских цехов, Городского музея в Эльбинге и частных коллекций. Во введении к книге был помещён полезный источниковедческий обзор.^[639] Сходный характер носит исследование по истории Остероде, подготовленное Иоганнесом Мюллером. Оно было написано по документам из архивов Кёнигсберга, Берлина, Бреслау и самого Остероде. В приложении приведено немало актов за 1324—1809 гг.^[640] Ряд документальных материалов вошёл в фундаментальную монографию известного историка и архивиста Фрица Гаузе по истории Зольдау.^[641]

Как и в восточных уездах провинции, уровень подготовки таких изданий сильно зависел от личности публикатора. Например, в юбилейной работе, посвящённой 300-летию Лётцена, его автор, местный суперинтендент Э. Тринкер опубликовал целый ряд важных документов по истории города, включая его учредительную грамоту 1612 г.^[642] Однако в книге не только не разъясняются обоснование и принципы издания текста, но даже не сообщается, из какого конкретно хранилища извлечён тот или иной документ. Позднее Р. Хелинг опубликовал сборник источников того же города за XVII—XIX вв., в котором истории и критике текстов уделено большее внимание.^[643] Наконец, уже в наши дни к источникам Лётцена обращался Г. Бялуньский, который на основе архивных материалов подготовил к печати ряд его правовых памятников с учётом современных археографических правил.^[644]

Возможности для новых источниковых публикаций такого рода далеко ещё не исчерпаны. Примером может служить г. Прейсиш-Голланд (совр. Пасленк), чей вышеупомянутый депозит уцелел. После войны на основе этих и других неопубликованных материалов Р. Хельвиг подготовил обширный труд по истории города,^[645] однако до издания полноценного сборника документов дело так и не дошло. Его выпуск мог бы стать существенным дополнением к названному исследованию.

В археографию отдельных городов вносят вклад и генеалоги. Например, Эрнст Фогельзанг издал книгу морунгенского стрелкового братства XIX в.^[646]

Множество источников по истории отдельных мест увидело свет на страницах научной периодики (прежде всего журнала «Zeitschrift für die Geschichte und Altertumskunde Ermlands», издание которого продолжилось после войны в ФРГ, и польского журнала «Komunikaty Mazursko-Warmińskie»), а также в памятных книгах, изданных в основном в 1950-х — 1980-х гг. землячествами выходцев из отдельных уездов — Ангербургского, Иоганнисбургского (её подготовил уже упоминавшийся Э. И. Гуттцайт), Гольдапского и многих других.^[647]

Наиболее видные публикаторы[править | править код]

XVIII–XIX вв.[править | править код]

Бениш, Иоганн Готтлоб (Behnisch, Johann Gottlob),^[648] 1784—1838
Бекхеррн, Карл (Beckherrn, Karl Heinrich Leopold),^[649] 1831–1899
Лик, Густав (Liek, Gustav), 1844—1893
Дееген, Эрнст (Deegen, Ernst),^[650] 1854 или 1855 — после 1904
Люр, Георг (Lühr, Georg Josef Heinrich),^[651] 1855—1939
Мачковский, Карл Август (Maczkowski, Karl August)
Бонк, Гуго (Bonk, Hugo), 1861—1936
Рёрих, Виктор (Röhrich, Victor), 1862—1925 *
Мюллер, Иоганнес (Müller, Johannes),^[652] 1863—1918. Портрет И. Мюллера.
Пошман, Адольф (Poschmann, Adolf), 1885—1977. Портрет А. Пошмана.
Гаузе, Фриц (Gause, Fritz), 1893—1973. Портрет Ф. Гаузе.

XX в.[править | править код]

Максин, Бернгард (Maxin, Bernhard),^[653] 1928—2009
Гермерсхаузен, Петер (Germershausen, Peter)^[654]
Шорц, Алоизий (Szorc, Alojzy),^[655] 1935—2010. Портрет А. Шорца.
Йенд, Мартин (Jend, Martin),^[656] 1938—2020
Пахоллек, Вернер (Pachollek, Werner)
Богдан, Данута (Bogdan, Danuta), род. в 1955. Портрет Д. Богдан. Видео с участием Д. Богдан (встреча с читателями в воеводской публичной библиотеке в Ольштыне, 12 мая 2018 г.).
Бялуньский, Гжегож (Białuński, Grzegorz), 1967—2018. Портрет Г. Бялуньского.
Макарчик, Ирена (Makarczyk, Irena). Портрет И. Макарчик.

Литература[править | править код]

Библиографическая ситуация в целом[править | править код]

Специальной библиографии по проблеме настоящей статьи пока не существует. Однако очень обширная информация о публикациях письменных источников по прусской истории содержится в более общих указателях и справочниках — прежде всего в классическом многотомном указателе Эрнста Вермке (1893—1987). Это издание насчитывает свыше 47 тыс. названий. Попадали такие сведения и в печатные каталоги специализированных библиотек. Так, в 1948 г., ещё до провозглашения ФРГ, в г. Херне (ныне земля Северный Рейн-Вестфалия) была учреждена Библиотека Мартина Опица, в которой собиралась литература по истории немецкой культуры в Восточной Европе. Она располагает большим собранием по прусской истории. В этом собрании на правах обособленного фонда хранится ныне и библиотека Исторического общества Вармии, юридически остающаяся собственностью этой организации.

В Дюссельдорфе в 1963 г. был создан Дом немецкого Востока (с 1992 г. — Дом им. Герхарта Гауптмана, Gerhart-Hauptmann-Haus), библиотека которого открылась в 1966 г. В ней также имеются обширные фонды такого рода. В библиотеке уже упомянутого Института им. Гердера в Марбурге хранится множество редких изданий прусского происхождения. Среди них имеются, в частности, архивные, не подлежавшие продаже экземпляры кёнигсбергского издательства «Грефе и Унцер», издавшего в своё время немало краеведческих работ.

Начиная с 1990-х гг. эти и другие библиотеки Германии обзавелись электронными каталогами, доступными в Интернет, однако выпущенные ими ранее печатные каталоги литературы по прусской тематике сохраняют своё значение. Во-первых, они строятся, как правило, по весьма удобной, разработанной ещё Вермке систематике. Во-вторых, в них содержится множество библиографических записей о публикациях в старой периодике, которые не отражены в электронных каталогах.

В настоящее время большой вклад в библиографию вносят польские историки.^[657] На страницах торуньского журнала «Исторические записки» («Zapiski Historyczne») регулярно печатается «Библиография истории Восточного и Западного Поморья и стран Балтийского региона», которая охватывает всю территорию бывшей провинции Восточная Пруссия. В последние годы часть этих указателей оцифрована и доступна в Интернет.

Библиографические указатели[править | править код]

Wermke E. Bibliographie der Geschichte von Ost- und Westpreußen bis 1929. Königsberg, 1933 (Nachdr. Aalen, 1962).
Wermke E. Bibliographie der Geschichte von Ost- und Westpreußen 1930—1938. Aalen, 1964.
Wermke E. Bibliographie der Geschichte von Ost- und Westpreußen 1939—1970. Bonn, 1974.
Wermke E. Bibliographie der Geschichte von Ost- und Westpreußen 1971—1974. Marburg, 1978. Портрет Э. Вермке в последние годы жизни.
Lampe K. H. Bibliographie des Deutschen Ordens bis 1959 / Bearb. von K. Wieser (Quellen und Studien zur Geschichte des Deutschen Ordens. Bd. 3). Bonn-Godesberg, 1975.
Kessler W. Ost- und südostdeutsche Heimatbücher und Ortsmonographien nach 1945. Eine Bibliographie zur historischen Landeskunde der Vertreibungsgebiete. München — New York — London — Paris, 1979.
Stiftung Haus des Deutschen Ostens. Bibliothek. Katalog. Teil 1. Ostpreussen, Westpreussen, Danzig, Memelland / Bearb. B. Hofmann. Düsseldorf, 1974. Teil 5. Ostpreußen, Westpreußen, Danzig, Memelland II / Bearb. B. Hofmann. Düsseldorf, 1986.
Bücherei des deutschen Ostens. Bestandskatalog / Bearb. von W. Kessler. Bd. 1. Nordostdeutschland: Ostpreussen, Westpreussen, Pommern, Mecklenburg. 1982. Herne, 1982. Bd. 2: Brandenburg / Preussen; Nordosteuropa: Ostseeraum, Polen, Baltikum, Russland / Sowjetunion. Herne, 1982.
Großheide K. Katalog des Schrifttums über Ost- und Westpreussen. Berichtsjahre 1958—1979 mit Nachträgen. Bd. 1-2. Hannover, 1982.
Spehr E. Die Veröffentlichungen des Vereins für Familienforschung in Ost- und Westpreußen 1953 bis 2000. Ein thematisch gegliedertes Verzeichnis aller Beiträge (Sonderschriften des Vereins für Familienforschung in Ost- und Westpreußen e. V. Nr. 100). Hamburg, 2000. В Сети доступна полнотекстовая версия.
Faehndrich J. Eine endliche Geschichte. Die Heimatbücher der deutschen Vertriebenen. Köln, 2011.
Торуньский проект «Библиография истории Восточного и Западного Поморья и стран Балтийского региона» («Bibliografia historii Pomorza Wschodniego i Zachodniego oraz krajow regionu Bałtyku»). Доступны выпуски за 2004—2016 гг.: http://opac.bu.umk.pl/isis/baza.html

Источниковедческие работы[править | править код]

История провинции и Пруссии в целом[править | править код]

Kletke K. Quellenkunde der Geschichte des Preußischen Staats. [Erster Band]. Die Quellenschriftsteller zur Geschichte des Preußischen Staats. Berlin, 1858. Zweiter Band. Urkunden-Repertorium für die Geschichte des Preußischen Staats. Berlin, 1861.
Handbuch der Geschichte Ost- und Westpreußens / Hrsg. von E. Opgenoorth. (Einzelschriften der Historischen Kommission für ost- und westpreußische Landesforschung. Bd. 10). Lüneburg.
- (Ч. I, охватывающая период до 1466 г., пока не издана).
- Teil II/1. Von der Teilung bis zum Schwedisch-Polnischen Krieg, 1466—1655. 1994.
- Teil II/2. Vom schwedisch-polnischen Krieg bis zur Reformzeit, 1655—1807. 1996.
- Teil III. Von der Reformzeit bis zum Vertrag von Versailles, 1807—1918. 1998.
- Teil IV. Vom Vertrag von Versailles bis zum Ende des Zweiten Weltkrieges, 1918—1945. 1997.
Handbuch der preußischen Geschichte / Hrsg. von W. Neugebauer. Berlin — New York.
- Bd. I. Das 17. und 18. Jahrhundert und Große Themen der Geschichte Preußens / Hrsg. von U. Fuhrich-Grubert und O. Büsch. 2009.
- Bd. II. Das 19. Jahrhundert und Große Themen der Geschichte Preußens / Hrsg. von I. Mieck und O. Büsch. 1992.
- Bd. III. Vom Kaiserreich zum 20. Jahrhundert und Große Themen der Geschichte Preußens / Hrsg. von K.-E. Born und O. Büsch. 2009.

Отдельные проблемы[править | править код]

Töppen M. Geschichte der preußischen Historiographie von P. Dusburg bis auf K. Schütz. Oder Nachweisung und Kritik der gedruckten und ungedruckten Chroniken zur Geschichte Preußens unter der Herrschaft des Deutschen Ordens. Berlin 1853.
Gieraths G. Die Kampfhandlungen der brandenburgisch-preussischen Armee, 1626—1807. Ein Quellenhandbuch (Veröffentlichungen der Historischen Kommission zu Berlin. Bd. 8. Quellenwerke. Bd. 3). Berlin, 1964.
Janosz-Biskupowa I. Archivum Ziem Pruskich. Studium archiwoznawcze (Roczniki Towarzystwa Naukowego w Toruniu. Roczn. 77. Zesz. 3). Warszawa, 1974.
Żejmo M. Quellen zur Geschichte von Albertine und Immanuel Kant. Probleme der Forschung. Poznań, 2021.

Работы о прусских рукописных материалах в архивах и библиотеках[править | править код]

Обзорные труды[править | править код]

Кожевников П. А. Обзор архивов Пруссии, Баварии и Австрии // Древности. Труды Археографической комиссии Императорского Московского археологического общества. Т. I. Вып. 2. М., 1898. Стб. 201–230.
Täubrich R. Archive in Ostpreußen vor und nach dem Zweiten Weltkrieg unter Einschluß des Memellandes und des Soldaugebietes. Bonn, 1990.
Archivarbeit für Preußen. Symposion der Preußischen Historischen Kommission und des Geheimen Staatsarchivs Preussischer Kulturbesitz aus Anlass der 400. Wiederkehr der Begründung seiner archivischen Tradition / Hrsg. von J. Kloosterhuis (Veröffentlichungen aus den Archiven Preußischer Kulturbesitz. Arbeitsberichte 2). Berlin, 2000.
Katalog der mittelalterlichen deutschsprachigen Handschriften der ehemaligen Staats- und Universitätsbibliothek Königsberg. Nebst Beschreibungen der mittelalterlichen deutschsprachigen Fragmente des ehemaligen Staatsarchivs Königsberg. Auf der Grundlage der Vorarbeiten Ludwig Deneckes erarb. von R. G. Päsler. Hrsg. von U. Meves. (Schriften des Bundesinstituts für Ostdeutsche Kultur und Geschichte. Bd. 15). München, 2000.
Walter A. E. Das Schicksal der Königsberger Archive und Bibliotheken — Eine Zwischenbilanz // Königsberger Buch- und Bibliotheksgeschichte / Hrsg. von A. E. Walter (Aus Archiven, Bibliotheken und Museen Mittel- und Osteuropas. Bd. 1). Köln-Weimar-Wien, 2004. S. 1-68.
Päsler R. G. Handschriftensammlungen der Staats- und Universitätsbibliothek, der Stadtbibliothek und des Staatsarchivs Königsberg. Mit einem Exkurs zur mittelalterlichen Bibliotheksgeschichte der Stadt und Anhängen // Ibid. S. 189—249.
Walter A. E. Die virtuelle Rekonstruktion der versunkenen Königsberger Bibliothekslandschaft // Ibid. S. 695—786.
Койтен А. Российские архивы: к анатомии кризиса // Новое литературное обозрение. 2005. № 4. С. 263—268.
Klauschenz R. Verschleppt, zurückgeführt oder noch verborgen? Von der Sowjetunion beschlagnahmte Archivalien des Geheimen Staatsarchivs Preußischer Kulturbesitz // Kulturgüter im Zweiten Weltkrieg: Verlagerung — Auffindung — Rückführung / Bearb. von U. Hartmann (Veröffentlichungen der Koordinierungsstelle für Kulturgutverluste. Bd. 4). Magdeburg, 2007. S. 143—170.
Sachthematisches Inventar zur Nachkriegsgeschichte des nördlichen Ostpreußen (Kaliningrader Gebiet) 1945–1955. Справочник фондов по послевоенной истории северной части бывшей Восточной Пруссии (Калининградской области) 1945–1955 гг. Koblenz/Kaliningrad, 2012.
Kosenko O. Sowjetische Archivpolitik in der SBZ 1945 bis 1949. Aachen, 2018.

Германия[править | править код]

Тайный государственный архив прусского культурного наследия[править | править код]

Подробная библиография по отдельным фондам архива приведена на его сайте. Ниже перечислены отдельные важнейшие публикации по теме.

Обзорные работы[править | править код]

Hein M. Das Staatsarchiv Königsberg und seine nationale Bedeutung. Elbing, 1933. В Сети доступна полнотекстовая версия.
Forstreuter K. Das Preußische Staatsarchiv in Königsberg. Ein geschichtlicher Rückblick mit einer Übersicht über seine Bestände (Veröffentlichungen der Niedersächsischen Archivverwaltung. H.3). Göttingen, 1955.
Preussens erstes Provinzialarchiv. Zur Erinnerung an die Gründung des Staatsarchivs Königsberg vor 200 Jahren / Hrsg. von B. Jähnig und J. Kloosterhuis (Tagungsberichte der Historischen Kommission für ost- und westpreussische Landesforschung. Bd. 20). Marburg, 2006.
Клостерхус Ю. Тайный Государственный Архив-Фонд «Прусское Культурное Наследие» // Сокровища культуры – перемещённые и утраченные. Инвентаризация Фонда «Прусское Культурное Наследие» спустя 60 лет после окончания войны / Под ред. К.-Д. Леманна и Г. Шауэрте; при содействии У. Б. Ульрих. 2-е неизменённое изд. Berlin, 2005. С. 82–83. (Автор очерка в 1996–2017 гг. занимал пост директора архива).
Дзярновіч А. І. Кёнігсбергскі Таемны Архіў: Фармаванне калекцый, публікацыі дакументаў і важнасць архіва для вывучэння гісторыі Беларусі // Архіварыус. Вып. 2. Мінск, 2004. С. 152—169.
Метёлкин Е. Н. Тайный государственный архив Прусского культурного наследия в Берлине // Труды кафедры истории Нового и новейшего времени [Института истории Санкт-Петербургского государственного университета]. 2015. № 15. С. 163–167.

Отдельные фонды и коллекции[править | править код]

Koeppen H. Das Archiv des Deutschen Ordens in Preußen, seine Bestände und seine wissenschaftliche Bedeutung // Jahrbuch der Stiftung Preußischer Kulturbesitz. 1966. Köln-Berlin, 1967. S. 172—187.
Kiehl G. E., Kiehl H. Verzeichnis (Findbuch) der Gumbinner Aktentitel im Geheimen Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz in Berlin-Dahlem. Bielefeld, 1986.
[[:de:Ludwig Biewer|Biewer L. Quellen zur Geschichte Ost- und Westpreußens im Altbestand des Geheimen Staatsarchivs Preußischer Kulturbesitz // Altpreußische Geschlechterkunde. Neue Folge. Bd. 13. 1982. S. 45—50.
Jähnig B. Die Bestände des historischen Staatsarchivs Königsberg als Quelle zur Bevölkerungs- und Siedlungsgeschichte des Preußenlandes // Aus der Arbeit des Geheimen Staatsarchivs Preußischer Kulturbesitz / Hrsg. von J. Kloosterhuis (Veröffentlichungen aus den Archiven Preußischer Kulturbesitz. Arbeitsberichte 1). Berlin, 1996. S. 273—297.
Familienarchive und Nachlässe im Geheimen Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz. Ein Inventar / Bearb. von U. Dietsch (Veröffentlichungen aus den Archiven Preußischer Kulturbesitz. Arbeitsberichte, 8). Berlin, 2008.
Archivführer zur Geschichte des Memelgebiets und der deutsch-litauischen Beziehungen / Bearb. von C. Gahlbeck und V. Vaivada. Hrsg. von J. Tauber und T. Weger (Schriften des Bundesinstituts für Kultur und Geschichte der Deutschen im Östlichen Europa, 27). München, 2006.
Vertybių transformacijos Baltijos regiono rytinėje pakrantėje brandžiaisiais viduriniais - ankstyvaisiais naujaisiais amžiais: projekto šaltinių žinynas / Ats. sud. V. Vaivada. Klaipėda, 2015.

Другие германские собрания[править | править код]

Heckmann M.-L. Prussica und Lithuanica in der Staatsbibliothek zu Berlin – Preussischer Kulturbesitz // Acta Linguistica Lithuanica LXXXI. 2018. P. 22–51.
Heckmann M.-L., Knothe S. Staatsbibliothek zu Berlin: Manuscripta borussica zum Ordensland und Herzogtum Preußen // Schriftlichkeit im Preußenland / Hrsg. von M.-L. Heckmann und J. Sarnowsky (Tagungsberichte der Historischen Kommission für ost- und westpreußische Landesforschung. Bd. 30). Osnabrück, 2020. S. 383—474.

Польша[править | править код]

Собрания на бывших восточнопрусских территориях[править | править код]

Ольштын, Государственный архив[править | править код]

Korejwo M.T. Archiwum Państwowe w Olsztynie. Informator o zasobie archiwalnym. Warszawa, 2007.
Marti H. Universitätsgeschichtliche Quellenbestände aus Königsberg in Allenstein (Archiwum Państwowe w Olsztynie). Ein erster fragmentarischer Überblick // Preussens erstes Provinzialarchiv. Zur Erinnerung an die Gründung des Staatsarchivs Königsberg vor 200 Jahren / Hrsg. von B. Jähnig und J. Kloosterhuis (Tagungsberichte der Historischen Kommission für ost- und westpreussische Landesforschung. Bd. 20). Marburg, 2006. S. 215—228.
Wacławik B. Das Archiv der Albertus-Universität Königsberg im Bestand des Staatsarchivs in Olsztyn (Allenstein) // Biuletyn Polskiej Misji Historycznej. 2011. Nr. 6. S. 91–107.

Элк, поветовый архив[править | править код]

Donder R., Eckert K. Prussica im Staatlichen Kreisarchiv in Lyck (Stand: 1973) // Altpreußische Geschlechterkunde. Neue Folge. Bd. 29. 1999. S. 409–411.

Собрания на бывших западнопрусских территориях[править | править код]

Торунь[править | править код]

Radzimiński A., Tandecki J. Katalog dokumentów i listów krzyżackich Archiwum Państwowego w Toruniu. T. 1. (1251—1454). Warszawa, 1994. T. 2. (1454—1510). Warszawa, 1998.
Zbiory rękopisów w bibliotekach i muzeach w Polsce / Opr. D. Kamolowa przy współudziale T. Sieniateckiej. Warszawa, 2003. S. 341—343.
Katalog rękopisów średniowiecznych Biblioteki Uniwersyteckiej w Toruniu / Opr. M. Czyżak; przy współpr. M. Jakubek-Raczkowskiej i A. Wagnera. Toruń, 2016.

Гданьск[править | править код]

Государственный архив[править | править код]

Bär M. Das Königliche Staatsarchiv zu Danzig, seine Begründung, seine Einrichtung und seine Bestände. Leipzig, 1912.
Archiwum miasta Gdańska. Przewodnik po zespołach, 1253—1945 / Opr. T. Węsierska-Biernatowa, J. Czaplicka, M. Sławoszewska. Warszawa, 1970.
Archiwum Państwowe w Gdańsku. Przewodnik po zasobie do 1945 roku / Opr. Cz. Biernat. Warszawa-Łódź, 1992.

Дополненное немецкое издание:

Staatsarchiv Danzig. Wegweiser durch die Bestände bis zum Jahr 1945 / Bearb. von Cz. Biernat (Schriften des Bundesinstituts für ostdeutsche Kultur und Geschichte. Bd. 16). München, 2000.

100 lat Archiwum Państwowego w Gdańsku. Katalog wystawy jubileuszowej = 100 Jahre des Staatsarchivs Gdańsk. Katalog der Jubilaumsausstellung vom 8 VI 2001 / Opr. red. A. Przywuska. Gdańsk, 2001.

Гданьская библиотека Польской академии наук[править | править код]

Günther O., Kleefeld K. Die Danziger Stadtbibliothek. Ihre Entwicklung und ihr Neubau. Zur Erinnerung an die Übersiedelung der Bibliothek in ihr neues Gebäude. Danzig, 1905.
Katalog der Danziger Stadtbibliothek. Danzig.
- Bd. I. Theil 1. Die Danzig betreffenden Handschriften / [Hrsg. von A. Bertling]. 1892.
- Bd. II. Katalog der Handschriften. Teil 2. Handschriften zur Geschichte Danzigs (Nachträge). — Handschriften zur Geschichte von Ost- und Westpreussen. — Handschriften zur Geschichte Polens. — Sonstige Handschriften historischen Inhalts. — Ortmannsche Handschriften. — Uphagensche Handschriften / Hrsg. von O. Günther. 1903.
- Bd. III. Katalog der Handschriften. Teil 3. Juristische Handschriften. — Theologische Handschriften. — Philosophische Handschriften. — Naturwissenschaftliche und mathematische Handschriften. — Handschriften über Technologie, Kriegswesen, Landwirtschaft, Handels- und Staatswissenschaften. — Medizinische Handschriften. — Handschriften zur Philologie, Literatur- und Gelehrtengeschichte. — Nachträge zu den in Teil 1 und 2 beschriebenen Handschriftengruppen / Bearb. von O. Günther. 1909.
- Bd. IV. Katalog der Handschriften. Teil 4. Die musikalischen Handschriften der Stadtbibliothek und der in ihrer Verwaltung befindlichen Kirchenbibliotheken von St. Katharinen und St. Johann in Danzig / Bearb. von O. Günther. 1911.
- Bd. V. Katalog der Handschriften. Teil 5. Die Handschriften der Kirchenbibliothek von St. Marien in Danzig. Mit einer Einleitung über die Geschichte dieser Bibliothek und 9 Tafeln Abbildungen / Bearb. von O. Günther. 1921.
Katalog re̜kopisów Biblioteki Gdańskiej Polskiej Akademii Nauk. Wrocław etc.
- Sygnatury MS. 5000 — MS. 5411 / Oprac. H. Dzienis, J. Kordel, D. Majkowska. 1978.
- Uzupełnienia do tomów 1-4 (Sygnatury 1-4258) / Opr. P. Szafran. 1988.
- Sygnatury MS 5412 — MS 5873 / Red. i przygot. do druku H. Dzienis. 1999.

Прочие собрания[править | править код]

Варшава, Главный архив древних актов[править | править код]

Archiwum Główne Akt Dawnych w Warszawie. Przewodnik po zespołach.
- [T.] I. Archiwa Dawnej Rzeczypospolitej / Red. J. Karwasińska. Warszawa, 1958.
- T. II. Epoka porozbiorowa / Opr. F. Ramotowska. Warszawa, 1998.

Россия[править | править код]

Целостных исследований, обзоров или каталогов, в которых были бы представлены прусские рукописные материалы, хранящиеся в российских собраниях, пока не существует. Это касается как довоенных коллекций, так и источников, оказавшихся на российской территории в результате второй мировой войны. Данное обстоятельство в значительной мере связано с тем, что в судьбе рукописей, вывезенных с восточнопрусской территории после 1945 года, по-прежнему имеется много неясностей. Пока отсутствует даже исчерпывающий список населённых пунктов, в которых оказались эти материалы.

Калининград[править | править код]

Garber K. Auf den Spuren verschollener Königsberger Handschriften und Bücher. Eine Bibliotheksreise nach Königsberg, Vilnius und Sankt Petersburg // Altpreußische Geschlechterkunde. Neue Folge. Jg. 41. Bd. 23. 1993. S. 11-15.
Йениг Б. Прусские фонды в Государственном архиве Калининградской области / Пер. с нем. // Калининградские архивы. Вып. 3. 2001. С. 52-63.
Маттес Э. Государственный архив Калининградской области. Впечатления и мысли исследователя / Пер. с нем. // Там же. С. 71-75.
Путеводитель по фондам Государственного архива Калининградской области / Сост. О. С. Беспалова, Н. А. Шадрина; Под ред. В. Н. Маслова, А. Н. Федоровой, И. Е. Криворуцкой. Калининград, 2004.

Петербург[править | править код]

Minzloff R. Proben einer Beschreibung der handschriftlichen Prussica der K. Ö. Bibliothek und des Rumänzowschen Museums // Neue Preußische Provinzial-Blätter. 2. Folge. Bd. 9. 1856. S. 376–378.
Путеводитель по Архиву Ленинградского отделения Института истории / Ред. А. Г. Маньков, В. А. Петров, В. И. Рутенбург; отв. ред. А. И. Андреев. М.–Л., 1958. На сайте института доступна электронная версия.
Garber K. Auf den Spuren verschollener Königsberger Handschriften und Bücher. Eine Bibliotheksreise nach Königsberg, Vilnius und Sankt Petersburg // Altpreußische Geschlechterkunde. Neue Folge. Jg. 41. Bd. 23. 1993. S. 11-15.
Рогачевский А. Л. Юридические памятники Пруссии XIII–XVII вв. в рукописном собрании Российской Национальной библиотеки // Юридическая мысль. 2001. № 5. С. 8–17
Rogatschewski A. Handschriften zur preußischen Geschichte des 13. bis 18. Jahrhunderts in St. Petersburger Sammlungen // Quellenvielfalt und editorische Methoden / Hrsg. von M. Thumser und J. Tandecki unter Mitarb. von A. Thumser (Publikationen des Deutsch-Polnischen Gesprächskreises für Quellenedition. Bd. 2). Toruń, 2003. S. 123—151.
Рогачевский А. Л. Очерки по истории права Пруссии XIII—XVII вв. (По материалам рукописных собраний Берлина и Санкт-Петербурга). СПб., 2004.

Москва[править |

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]

[17]

[18]

[19]

[20]

[21]

[22]

[23]

[24]

[25]

[26]

[27]

[28]

[29]

[30]

[31]

[32]

[33]

[34]

[35]

[36]

[37]

[38]

[39]

[40]

[41]

[42]

[43]

[44]

[45]

[46]

[47]

[48]

[49]

[50]

[51]

[52]

[53]

[54]

[55]

[56]

[57]

[58]

[59]

[60]

[61]

[62]

[63]

[64]

[65]

[66]

[67]

[68]

[69]

[70]

[71]

[72]

[73]

[74]

[75]

[76]

[77]

[78]

[79]

[80]

[81]

[82]

[83]

[84]

[85]

[86]

[87]

[88]

[89]

[90]

[91]

[92]

[93]

[94]

[95]

[96]

[97]

[98]

[99]

[100]